Йоаким прекрасно знал об этом. Новость не выбила его из колеи. Он был подготовлен, по крайней мере отчасти, так он сказал себе в то утро, когда, листая газету, случайно развернул ее на странице с объявлениями о продаже недвижимости. «Классическая квартира для обеспеченных людей на Азбучной улице, рядом озера, Лангелиние, магазины и кафе на Эстерброгаде. Очень светлая». Светлой она не была, улица для этого чересчур узкая, но все остальное соответствовало действительности. Речь шла о его квартире, ее выставили на продажу. Он узнал и окраску стен, и кухонный пол на маленьких зернистых фотографиях, потом скомкал газету и швырнул в печку. После чего позвонил Сюзанне.
— А что, по-твоему, я должна делать? — спросила она. — Я мать-одиночка с двумя детьми, Йоаким. А это очень нелегко, если хочешь знать.
— Куда вы переедете? — простонал он. — В Рёмё?
Она не ответила. В трубке слышались шорохи помех, или, может, это Сюзанна, разговаривая с ним, поправляла какие-то вещицы.
— Ты увезешь детей в Рёмё?
— Там дома дешевые, — бросила она слегка натужным голосом.
— Но у тебя же достаточно средств, чтобы остаться в этой квартире. Ведь кредит почти выплачен, а проценты низкие.
— Такое впечатление, будто ты живешь в каком-то другом мире, — огрызнулась Сюзанна. — Детей, между прочим, нужно кормить и одевать. Знаешь, почем нынче джинсы?
— Но ведь ты увезешь их от меня.
— Раньше надо было думать!
— Больше тебе нечего сказать.
— А что?
— Добрый теряет все? Такова война, да, Сюзанна?
— Добрый… — насмешливо протянула она. — Стало быть, ты считаешь себя добрым, Йоаким?
Он не ответил. Стоял, пытаясь перевести дух. Потом, наконец, выдавил:
— Ты же не выносишь эту свою кузину.
— Будто тебе что-то об этом известно.
— Да ведь ты только и знай жаловалась на свою родню.
— Могу сказать тебе одно, — резко перебила она. — Карина всегда была на моей стороне. Она тоже пережила предательство. И знает, о чем тут речь.
— К тому же ты неплохо нагреешь на этом руки, — горько сказал он. — Несколько миллионов уж точно в кармане прибавится.
— Оставь свои кислые замечания при себе. Раньше надо было думать.
— Ты обещала, что я смогу видеться с Якобом, если квартира станет твоей.
— Насчет этого ты сам с собой договаривался, — отрезала она. — Я ничего такого не говорила. Это твои собственные домыслы, Йоаким. — Она осеклась и продолжала уже помягче: — Ты же понимаешь, я не могу привязать себя к тому месту, где живешь ты. Мы в разводе, Йоаким. А значит, не будем всю жизнь идти рядом. — Она говорила с расстановкой, медленно, до невозможности назидательным тоном. — При твоем уме и образованности тебе бы Следовало это понять. Да и уезжаем мы не в Техас и не на Луну. Напрасно ты делаешь из мухи слона. И кстати, — добавила она, — пятьдесят тысяч я переведу на твой счет. Стало быть, мы, так сказать, будем квиты.
Погода испортилась, начался жуткий снегопад. Несколько дней кряду валил снег и бушевал ветер. Вокруг дома намело высоченные сугробы, а на второй день вырубилось электричество. Поскольку же здешние домики были летними, подачу тока наладили далеко не сразу, и Йоакиму пришлось не одни сутки сидеть без света, да и без машины тоже, потому что выбраться из дома было невозможно. Мобильник не работал, без электричества его не подзарядишь; продукты из холодильника пришлось выставить на террасу, и их растащили лисы и косули, но Йоакима это не трогало. Он просто сидел в снежной берлоге и ждал, ел овсянку с водой, следил, чтобы печка не погасла. Иногда поневоле ходил в сарай за дровами, но, если метель не давала высунуться из дома, топил печку книгами. Горели они хорошо, только чересчур быстро и оставляли массу золы. А он лежал на спине на черном кожаном диване, под кучей одеял и отпускал мысли на свободу. Думал о девушке-портье из гостиницы на Водроффсвай, пробовал оживить в себе ту атмосферу покоя, которая, как ему казалось, всегда окружала ее. Он помнил ее на редкость отчетливо: высокий белый лоб, освещенный лампой, движение глаз, скользящих по книжной странице.
