Харт вздохнул. У него была душа распутника, но его сознание было неотъемлемо связано с такими понятиями, как гордость и чувство ответственности. Ему было уже не двадцать. И хотя он думал, что она утонченная, она не была полностью таковой. И была лишена осмотрительности. Ему уже пришлось краснеть за них обоих.
Он в последний раз потер ее ногу, затем опустил ее на пол.
– Я должен поискать вашу горничную.
– Спасибо, – сказала она с таким выражением, словно была шокирована этим. Она потерла ступню о пушистый ковер, и не успел Харт уйти, как открылась дверь.
Горничная влетела в комнату, ее светлые пряди выбивались из-под наколки.
– Простите, милорд! Там было…
– Чудесно. – Он взял бинты и маленькую коричневую баночку из ее рук. – Благодарю.
– Да, сэр, – ахнула она, снова и снова приседая в реверансе, пока он закрывал дверь.
Леди Денмор приподнялась, опираясь на локти и следя за ним с улыбкой.
– Я готова поверить, что вы скрытый покоритель сердец. Ай-ай-ай… Такая почтительность.
– Вам не грозит конкуренция, леди Денмор.
Она громко рассмеялась.
Теперь это был тот самый резкий смех, который он уже слышал раньше.
– Вы правы, – проговорила она. – Абсолютно.
Женщины никогда не смеялись над ним.
– Вы напоминаете мне мою сестру.
Изумление погасло в ее мерцающих глазах.
– Меня это не удивляет.
– Что вы хотите сказать? – Он снова опустился перед ней на колени и поднял юбки, которыми она старательно прикрыла ноги. Нижние юбки были испачканы темными пятнами крови. – Вы ведь не знакомы с Александрой?
– Не знакома. Но я слышала… что она… очень необычная.
– Да, – с некоторой долей осторожности произнес он. Нанес на кусочек бинта немного мази и приложил к ране на ее ноге. – Она такая.
Он ждал, что она заскулит от боли или хотя бы охнет, но вместо этого ее мышцы расслабились.
– О, это не так уж плохо. Спасибо.
– Я рад.
– Я воображаю, что ваша сестра заключала уж точно не одно рискованное пари в своей жизни. А может быть, и два.
– Хм-м… – Харт начал бинтовать ее икру, прикасаясь пальцами к бархатистой коже позади колена. До невозможности нежной. – Моя сестра, – продолжал он, – заключала пари на более существенные вещи, чем деньги. Ну вот, я забинтовал как сумел.
Она опустила юбки, прежде чем он успел убрать свои руки. Так уж вышло, что из-за ее скромности Харт так и остался с руками под ее юбками. Куда более интригующая картина, чем ее ноги. Он позволил бы своим пальцам потянуться дальше, но она ударила бы его по рукам.
– Что ж, тогда все. – Он поднялся с поклоном. – И стоило это пятидесяти фунтов?
– Терпеть ваше высокомерие? Нет. Конечно.
Он вздохнул, удивленный тем, что раздражение как рукой сняло.
– Тогда мне остается пожалеть вас и оставить упражняться в остроумии. Так?
– Благодарю, ваша светлость.
Он сам не мог понять, почему ему хотелось остаться, это и вправду было смешно. Он резко повернулся и направился к двери. Она не скрывала своего раздражения. Но зачем давать ей повод съязвить в его адрес еще раз? Или зимняя скука свела его с ума? Или это постоянная скука? Слишком много денег, слишком много власти, слишком много разговоров о том, кто и когда побывал в его постели. И слишком много одиночества.
– Бесс! – крикнула Эмма, захлопнув за собой дверь, как только услышала звук отъехавшей кареты Мейдертона. Ее спина заныла, когда она нагнулась, чтобы справиться с замком своего дорожного сундука. Она очень поздно легла вчера и после долгого путешествия из Уэмбли, поместья Мейдертона, спина просто разламывалась, но она должна была продолжить работу.
Бесс спешила на зов, на ходу вытирая руки о передник.
– Помоги мне отнести это назад. Я еду к Моултерам менее чем через неделю. Если покрасить, едва ли высохнет.
Эмма собрала целый ворох платьев, с трудом удерживая их. Когда она повернулась, чтобы идти на кухню, Бесс подняла синее платье.
– А что с этим?
– Слишком темное. В любом случае если я и надену его еще раз, то потом его надо выбросить. Если мы не сможем переделать его, я обменяю его на другое.
Бесс кивнула и пошла следом за госпожой, держа остальные платья.
– Я думаю, если мы поменяем лиф на этом сером, будет правильно. Юбка не бросается в глаза, да и цвет незапоминающийся.
