— Очень!
— Я его знаю. Он справедлив, а главное — разумен. Он очень разумный человек! Что нового слышно о нем?
— Больше не видно глашатаев Закарии.
— Закарии бен Рады? На все воля аллаха! Не принимай близко к сердцу, сынок! Может быть, еще услышим о нем.
У Саида от возмущения перехватило дыхание: кто из семинаристов Аль-Азхара не клял Закарию! Саид тоже в душе проклинал его. Он хорошо знает, что его тень висит над галереями и кельями студентов и семинаристов, простираясь до михраба[33], тянется по коврам мечетей и опочивален в домах. Шейх Абу-с-Сауд говорит о Закарии, что он знамение времени. Он неизбежен в мире как воплощение зла, чтобы стократ ужесточить людские муки. Эти слова шейха раздосадовали Саида. Может быть, он так говорит потому, что не может схватить Закарию бен Рады? Шейх мог бы это сделать, и никто бы не препятствовал ему. Но где Закария? Никто его не видел. Говорят, он живет-то в одном месте, то в другом. Никому не известно, сколько ему в действительности лет. Люди знают, что его резиденция далеко, под горой аль-Мукаттам. Некоторые передают друг другу шепотом, что слышали доносившиеся оттуда крики, что там жгут огнем конечности и сажают на кол. Но правда ли, что Закария находится там? Говорят, он каждую ночь проводит в новом месте, и ни один человек, даже шейх Абу-с-Сауд, не видел его.
Саиду стало особенно не по себе, когда исчезли трое семинаристов-нубийцев. Их постоянно видели вместе. Они читали Коран по одной рукописи, ели из одной миски, спали вместе — словом, были неразлучны. Уже стало привычным, что время от времени бесследно исчезал кто-нибудь из семинаристов или студентов, какой-нибудь простолюдин на рынке. Эти исчезновения рождали страх и отчаяние. Кто знает, может быть, завтра придет твой черед? Этот уход в небытие, исчезновение человека заставляет сжиматься сердце. Саид тяжело переживал гибель нубийцев — ему хотелось закричать так, чтобы содрогнулась земля и звезды, луна и планеты, чтобы проснулись окаменевшие сердца! В тот день он бегом помчался в Кум-аль-Джарех. Шейх выслушал его и спросил:
— А правда, что они ругали Закарию?
Саид не знал. Они всегда говорили на своем странном языке, которого никто не понимал. Каким же образом дело дошло до Закарии? Как?
Простые люди утверждают, что у шейха Абу-с-Сауда есть кольцо с изображением господина нашего Сулеймана[34]. Благодаря ему можно заставить джиннов служить человеку. Шейх мог бы отправить Закарию бен Рады на самый конец света, за гору Каф и острова Вак-Вак, откуда он никогда не возвратится. А если бы и попытался, то ему потребовалось бы на это тысячи и тысячи лет. Саид не говорил шейху об этом. Он знает, какое волнение и гнев вызывают у шейха разговоры о чудесах, которые он будто бы может творить. В тот вечер Саид устыдился самого себя: по каждому поводу он бежит к шейху.
«Не навлекайте на себя гибели от собственной руки», — вспомнил Саид строку из Корана.
— Оставайся, поужинай с нами, — пригласил его шейх Рейхан.
Хорошо поесть домашней пищи, бульона, который ест вечером сама Самах, поднося его к губам, быть может, этой же самой ложкой. Но тоска, которая снедает Саида и лишает его сна, не дает ему покоя. Он отказывается, и Рейхан не настаивает. Саид надевает сандалии и спускается во внутренний двор. Ему очень хочется взглянуть наверх. Хоть бы она появилась в окне в этот миг! Если бы ему подарили целый час, чтобы любоваться ею, он бы всю жизнь провел, взбираясь на минареты и поверяя небесам тайну своего сердца. Он ходил бы из страны в страну, как это делал его учитель. Глаза Самах — источник его жизни. Если бы она могла внимать ему! Если бы сесть в лодку и переплыть с ней через Нил, разбрызгивая руками блестящие капли.
Он мысленно видит Самах в городе, где нет рабства. Там человеку не грозит смерть средь бела дня. Он не боится, что его заставят жестоко страдать, похитив у него дочь. Там бедняков не гонят в тюрьмы и не держат людей в заточении всю жизнь. Там человеку не отрубают руку, потому что он украл огурец. Там Самах могла бы появиться на улице, не опасаясь, что кто-нибудь будет преследовать ее. Саид положил бы ей руку на плечо, и она бы пошла с ним, беспечно смеясь, жуя ароматную смолу, привезенную из заморских стран.
