Она что-то погугнила себе под нос, пробегая статью, поправила очки: «…nice… very important…» — я ничего не понял. Потом подсунула мне пару каменных пирожков (эпоха среднего палеолита) — и вздохнула. Статью, в общем, она не перевела. Масса дел: зачеты, сессия на носу, общественные нагрузки, ученики. Она, конечно, переведет, когда будет посвободнее, но сейчас… В общем, просит извинить.
Я забрал альбом и просил не беспокоиться: мол, переведу сам. Даже интересно. Продвину свой английский — все-таки занимался им когда-то, как-никак. Очень интересно.
Дома, в альбоме, на четвертушке неопрятного листка, я обнаружил следы титанических усилий Наты — ее наброски перевода, и они изумили меня. Ната была буквально невежественна! Иегуди Менухина (в статье мастерство художника сравнивалось с мастерством этого знаменитого скрипача) она назвала Иегудой Менухиным, colour («цвет», «колорит» по контексту) она везде дала «краска» и «колер», а раз даже как «индивидуальность», «яркая личность» (вариант), а runner («бегун», «посыльный», «гонец», а в контексте переносно — «передающий эстафету, эстетическую традицию») — как «контрабандист»! Кроме того, important («важный», «значительный»), ударение на втором слоге: долгое «о», она ударяла, как я припомнил теперь, на третьем: импотэнт! — ее хваленое произношение.
Конечно, статья была слишком специальная и Ната кое-чего могла и не знать. Но все-таки.
Больше я у них не бывал. Храни меня бог и впредь и от ее вкуса, и от ее изобретательного мужа, и от ее лондонского произношения, и от ее доисторических пирожков.
Еще одна супружеская пара: Лора и Костя. Эти бывают у нас нечасто, но церемонно отвечают на каждый визит. С бутылкой сухого и парой неизменных гвоздик.
Лора красива, энергична, что называется, «современна» и по временам экстравагантна. Сила ее характера выражается подчас в борьбе с модой: даже ей она не хочет уступать. Видит бог, борьба эта неравная, но Лоре все же кое-что удается: она безнаказанно, например, долго носила вышедшие из моды деревянные бусы — и рядом в то же время какие-то архисовременные японские часы; брючный костюм «джерси», сапоги-чулки и кофту «лапшу» она до сих пор цинично перемежает с последним криком — замшей, кожей и вышивками по льну, чем сбивает с толку записных модниц. Такие женщины не следуют моде — они сами создают ее. Жаль, что ее возможности здесь ограниченны: она бы разорила самого Диора.
Она большеглаза, высоколоба, упрямый мужской подбородок, энергичный рот. Работала раньше в районном суде нотариусом, но затем получила значительное повышение и перебралась служить в областную нотариальную контору, по-моему, не без помощи своих женских чар. Алиса ее не любит и за глаза зовет судейским крючком. Это оттого, что Лора «принципиальна», деловита и непластична — качества, которых Алисе явно недостает. Хотя в чем-то они схожи.
Лора строга, категорична и прямолинейна, и когда говорит, например, по телефону, то никогда не поймешь с кем: с мужчиной или женщиной, с начальником или подчиненным. Иерархии и субординации — это дело рук таких, как Лора. Они для себя же их главным образом и выдумали, ибо самооценка таких, как она, всегда зависит от степеней, рангов и должностей. В себя они могут заглянуть только с высоты своего кресла. Я боюсь ее. Министерский портфель ей обеспечен.
Раз, когда она еще работала в нарсуде, я зашел к ней на службу пригласить ее на наш с Алисой праздник — мы отмечали супружеское десятилетие. Лора держала меня за дверьми, как обыкновенного посетителя, хотя и видела меня в приемной, когда двери открывались. Чтобы пригласить ее, мне пришлось выстоять очередь. Лора приняла приглашение официально: за полированным столом, под стрекот машинки, с поднятой телефонной трубкой. Даже не улыбнулась. На прощание демократически протянула руку из-за стола.
Я раз сильно подшутил над Лорой, но она об этом не догадывается. Принес ей свой юношеский пейзажик — квелый, пустой и вполне подражательный — и копию Коровина, кажется. Выстоял, как положено, очередь, развернул перед ней скатанные в трубку холсты и, таинственно оглядываясь на сейф, шепотом сообщил ей, что это последнее слово живописи — в смысле техники исполнения — и что надо бы как-нибудь это официально зарегистрировать. Боюсь, мол, чтобы у меня эти приемы не украли. Хорошо бы, мол, их как-нибудь эдак юридически оформить. В швейцарский банк, например, в отдел рукописей, отправить или печать хотя бы где-нибудь здесь поставить — и число, обязательно число. И в книгу занести. И автору на руки — справку.
