Плот они, как было принято, продали на дрова, а вверх по Миссисипи возвращались на пароходе, но не праздными пассажирами, а кочегарами (чтобы не тратиться понапрасну). Линкольн заработал 24 доллара, но по закону и традиции весь заработок отдал отцу.
Огромная река и огромный город изменили представления Эйба о масштабах его жизни. После Нового Орлеана старый мир Голубиного ручья заметно уменьшился в размерах.
Двадцатилетний Эйб проводил дома всё меньше времени. В полутора милях от него вокруг лавки Джеймса Джентри вырос городок Джентривилл, и там Эйб постоянно находил себе приработок: то в лавке, то в качестве помощника местного кузнеца.
На некоторое время им овладела мечта поступить на один из больших речных пароходов. Уильям Вуд из Джентривилла вспоминал, как однажды Эйб пришёл к нему домой и долго мялся, не решаясь заговорить.
— Эйб, что тебя так озаботило?
— Дядя Вилли, я бы хотел, чтобы ты дал мне рекомендацию для работы на каком-нибудь пароходе…
— Эйб, этого не позволяет твой возраст. Тебе ещё нет двадцати одного года.
— Я знаю, но я так хочу начать самостоятельную жизнь…>{20}
Эйб жил в ожидании совершеннолетия, по достижении которого мужчина получал по закону полную независимость от отца в выборе занятий и в распоряжении доходами. Пока же сын Томаса Линкольна по-прежнему валил лес и ставил изгороди, пахал землю и убирал урожай. Он, как и раньше, много читал и вдобавок стремился услышать побольше учёных речей, теперь уже не только проповедей, но и тех, что произносились в местных судах. В свободное время Эйб ходил в близлежащие городки Рокпорт и Бунвилл, когда там происходили судебные заседания, слушал выступления юристов и делал пометки. Много позже Линкольн признался, что во время одного из судебных заседаний в Бунвилле был настолько поражён яркой, сильной и убедительной речью адвоката Джона Брекенриджа, что впервые задумался над тем, чтобы начать изучать право и стать профессиональным юристом. Он подумал тогда: «Ах, если бы я мог произнести такую же великолепную речь, как эта, душа моя была бы полностью удовлетворена». Эйб даже нашёл учителя, Джона Питчера из Рокпорта; но, как тот потом вспоминал, отец Линкольна был слишком беден, чтобы отпустить сына и тем самым лишиться добытчика и помощника в повседневных фермерских заботах>{21}.
А в самый канун совершеннолетия Эйба Томас задумал новый бросок на запад, вдогонку за убегающим фронтиром. Его привлекли плодородные земли прерий в новом штате Иллинойс. Их достоинства расписывал Джон Хэнкс, обзаведшийся семьёй и поселившийся близ только что появившегося городка Декейтера. Кроме того, вся округа была напугана известиями о новой волне эпидемии «молочной болезни». В конце 1829 года Линкольны продали участок матушки Сары в Кентукки, а затем обратили в деньги земельную собственность и скот в Индиане. Эйб понимал, что его помощь действительно очень нужна семье, и поэтому остался с отцом и Сарой после 12 февраля 1830 года, когда ему наконец-то исполнился 21 год.
В понедельник 1 марта начался последний дальний переход потомков Сэмюэла Линкольна на Запад. К этому времени из одной семьи выросло три: Дэннис Хэнкс женился на дочери Сары, Элизабет, а вторая дочь, Матильда, вышла замуж за «сквайра» Левия Холла. Всего в путь отправилось 13 человек. Не было с ними только родной сестры Эйба, Сары. Несколько лет назад она вышла замуж, но осенью 1828 года умерла при родах. Эйб попрощался с её могилой, с могилой «матушки-ангела» Нэнси, и Линкольны — Хэнксы — Холлы тронулись в путь.
Это был непростой двухнедельный переход: тяжёлые фургоны, запряжённые быками, преодолевали в день не более 10–15 миль, ибо двигаться приходилось либо по бездорожью, либо по размытым подобиям дорог. В гигантских лужах, почти озёрах, отражалось высокое весеннее небо. Мостов не было, и студёную воду ручьёв и речушек переходили вброд, разламывая намерзающий за ночь тонкий лёд. Перед одной из таких переправ собака Линкольнов отстала от каравана и появилась, когда все уже переправились. Бедное животное лаяло с дальнего берега, но боялось лезть в перемешанную со льдом воду, а поворачивать и переправлять обратно тяжёлый фургон Томас не собирался. Тогда Эйб попросил подождать и начал разуваться. «Я не мог представить, что мы бросим собаку, — рассказывал он много позже, — поэтому перешёл реку обратно и вернулся с дрожащим псом под мышкой. Прыжки радости и прочие изъявления собачьей благодарности стали достойным вознаграждением за этот неприятный дополнительный переход через реку».
