«ПОНЕМНОГУ ВХОЖУ ВО ВКУС»
Густой снегопад начался в Спрингфилде вечером 5 январи 1859 года и шёл, не переставая, 40 часов. Словно плотный белый занавес опускался над всеми прошлыми неуспехами Авраама, словно чистый лист открывался в летописи его жизни после пятидесятилетия. Ещё днём заезжий репортёр из Огайо бранил бесснежную иллинойсскую зиму: «Вы только посмотрите на эту мрачную, удручающую, неописуемую и опасную для жизни пучину грязи! Болота Арканзаса по сравнению с ней — образец привлекательности!»>{313} Настроение Линкольна было под стать этой «мрачной пучине»: именно 5 января Генеральная ассамблея штата в очередной раз избрала Стивена Дугласа сенатором США. Когда коллега-республиканец принёс ожидаемую плохую новость в контору «Линкольн и Херндон», Авраам был один; он сидел посреди офиса за Т-образным столом и что-то писал. Из короткого диалога гостю стало понятно, что знаменитый адвокат не оставил надежд стать знаменитым политиком:
— Демократы устроили большой шум по поводу своей победы…
— Что ж, Дугласу хорошо удался этот конкретный трюк, но игра ещё не кончена>{314}.
Неудача была запланированной, ожидаемой после ноябрьских выборов. Линкольн научился отгонять привязчивую меланхолию. Он не раз отвечал на расспросы заготовленной шуткой: «Как я себя чувствую? Как тот подросток из Кентукки, который бежал на свидание с девушкой и сильно ушиб большой палец ноги. Ему слишком больно, чтобы смеяться, и он слишком взрослый, чтобы плакать». Если же его расспрашивали всерьёз, он говорил, что для него важнее всего приобретённый неоценимый опыт. В одном из писем Линкольн признавался: «Я рад, что участвовал в этой гонке, ибо получил ни с чем не сравнимую возможность разобраться в самом главном вопросе эпохи. И пусть я буду забыт, пусть пропаду из виду — я верю, что высказал несколько важных замечаний, которые будут помогать борьбе за права и свободы людей, даже когда меня не станет». В другом письме звучало оптимистическое: «Борьба должна продолжаться. Дело гражданских прав и свобод не может быть оставлено ни после одного поражения, ни после сотни». В третьем: «Проиграли? — Что ж, следующий раз будем лучше готовиться»>{315}. А потом наступил вечер 5 января, затихли салюты и фейерверки ликующих демократов и начался снегопад…
На следующий день по схваченным неожиданно сильным морозом колеям и колдобинам улиц шли в Капитолий друзья и коллеги Линкольна по Республиканской партии. Дюжина единомышленников собралась на первом этаже, в библиотеке, чтобы определиться со стратегией на будущий год, — год, предшествующий президентским выборам. Все сошлись во мнении: неудачи минувшего 1858-го — только повод усилить работу по сплочению партии и чётко сформулировать основные принципы её программы.
Потом речь зашла о возможных кандидатах в президенты, Линкольн долго отмалчивался, выслушивая обсуждение сильных и слабых сторон претендентов. Его имя не упоминали (только вчера он второй раз проиграл сенатскую гонку), хотя кое-какие местные газеты ещё осенью выходили с шапками «Линкольна в президенты!», да и один из участников собрания, Джесси Фелл, пару месяцев назад уверял Линкольна, что из него вышел бы сильный кандидат на высшую должность. Через некоторое время Авраам сам вступил в разговор: «Почему бы вам не выдвинуть меня? Я могу выиграть партийную номинацию, могу выиграть выборы и… могу руководить правительством». Судья Дэвис вспоминал: «Мы все посмотрели на него и увидели, что он не шутит». Тогда кто-то поддержал предложение: «Давайте выдвинем Авраама Линкольна в президенты». Потом разговор перешёл на возможность сделать Линкольна вице-президентом, и хотя какого-то общего решения принято не было, сама идея выдвижения закрепилась в кругу влиятельных республиканцев. В конце встречи Авраам поблагодарил товарищей: «Как я рад, что мы поговорили об этом; насколько лучше я себя чувствую!»>{316}
Позже сам Линкольн не мог точно вспомнить, «когда его стал грызть этот червь президентства»>{317}. Ещё во времена полемики с Дугласом он признавался знакомому репортёру Генри Вилларду: «Мэри хочет, чтобы я стал сенатором или президентом… Подумать только: такой молокосос
