Авраам Линкольн - страница 79
Через столетие такие рассуждения Линкольна времён речи «Дом разделённый» легли в основу обвинения «великого освободителя» в расизме>{309}. Однако внимательные исследователи его выступлений второй половины 1850-х годов отмечают, что Линкольн уже тогда обращал внимание на динамику исторического процесса. Неизбежные перемены в человеческих сообществах, в их духовном и культурном развитии ведут и к переменам по отношению к гражданским правам. Даже разделяя общие представления эпохи о неравенстве человеческих рас, Линкольн считал их преходящими, а не вечными, и, напротив, утверждал, что любое неравенство не исключает естественных прав, гарантированных Декларацией независимости. Следовательно, ни один «здравомыслящий человек не может отрицать, что африканец на своей собственной земле обладает всеми естественными правами, коими удостоено всё человечество»>{310}.
Итог дебатов каждая сторона трактовала в свою пользу, но объективной их оценкой стали выборы в Законодательное собрание штата. Как и в предыдущие годы, избиратели на севере штата поддерживали в основном республиканцев, на юге — демократов, в центральном поясе сторонников обеих партий было примерно поровну.
В мокрый и холодный день 2 ноября к местам голосования пришло больше избирателей, чем на предыдущих президентских выборах. Если бы сенатора тогда выбирали, как сейчас, непосредственным голосованием, Линкольн сразу победил бы, поскольку набрал не менее 52 процентов голосов при 45 процентах за Дугласа. Но в 1858 году это была только первая ступень выборов: непосредственно ни за Линкольна, ни за Дугласа избиратели не голосовали. Они выбирали депутатов Законодательного собрания, и только эти депутаты через три месяца — на первой сессии, открывшейся 5 января 1859 года, голосовали за сенатора. Исход выборов 5 января зависел от числа мест, полученных республиканцами и демократами 2 ноября.
И тут злую шутку с Линкольном сыграл прогресс, чья неуклонная поступь привела к тому, что промышленный север штата заселялся намного интенсивнее, чем фермерский юг. В результате со времени последнего определения пропорции представителей графств в Законодательном собрании южные графства стали населены меньше, но выставляли депутатов больше, чем северные. Вот почему, хотя Республиканская партия и Линкольн получили более 190 тысяч избирателей против 166 тысяч за Демократическую партию и Дугласа, подсчет по графствам оказался в пользу демократов. В итоге 40 депутатов-демократов представляли около шестисот тысяч населения, а 33 депутата-республиканца — около семисот тысяч>{311}.
Можно было ещё помахать кулаками после драки — например, обвинить руководство Центральной Иллинойсской железной дороги в доставке к важнейшим избирательным участкам не имеющих права голоса «гастарбайтеров», чернорабочих-ирландцев из Филадельфии, Нью-Йорка и Сент-Луиса. Припомнить сенатору Джону Криттендену, обладающему влиянием на многих бывших вигов, что он наотрез отказался помогать «чёрным республиканцам» и объявил, что поддерживает Дугласа. Попенять влиятельнейшему газетчику Хорасу Грили, что он слишком рьяно агитировал за Дугласа как за пострадавшего от президента Бьюкенена союзника республиканцев и расположил к нему определённое число будущих выборщиков…
От неудачного исхода выборов Линкольн не мог не испытать очередного тяжёлого приступа меланхолии. В вечер, когда поражение стало очевидным, он долго сидел в своей юридической конторе «мрачный, как полночь», и сетовал, почему же его всегда выдвигают туда, где кому-то суждено быть побитым и принесённым в жертву во имя партии и общего блага. Он вздыхал: «Думаю, меня бросят все, кроме Билли [Херндона]». А когда несостоявшийся сенатор отправился домой по мокрому от дождя и изрытому свиньями тротуару, он чуть не упал в лужу. Одна нога вдруг поскользнулась, подбила другую, и Авраам только чудом, извернувшись, удержал равновесие. Тут он сказал себе: «Поскользнуться — не значит упасть» — и понял, что вместе с этой фразой излечился от приступа меланхолии>{312}. Да, так и есть, поскользнуться — не значит упасть!
