. К чему напрягать силы, если потом всё будет определять прочность личных связей? Друзья Линкольна смогли добиться, чтобы президент Тейлор отложил окончательное назначение на три недели. Но потом сторонники Баттерфилда получили дополнительный козырь: перед администрацией президента — героя войны Линкольн снова был выставлен непатриотичным «запятнанным конгрессменом». Некая «группа вигов» из Спрингфилда прислала министру Юингу петицию с двадцатью восемью подписями. Подписанты заявляли, что разочарованы политикой, проводимой в Конгрессе избранным в их округе Авраамом Линкольном, и поэтому рекомендуют на место комиссара Главного земельного управления мистера Джастина Баттерфилда
>{201}. И хотя всего в поддержку Линкольна было прислано 365 прошений и рекомендаций, а за Баттерфилда только 235
>{202}, 21 июня комиссаром был назначен Баттерфилд.
Узнав о поражении, Линкольн пришёл в свой отель, рухнул ничком на кровать (длинные ноги свисали) и пролежал более часа>{203}.
Через полтора месяца ему предложили «утешительный приз» — должность первого заместителя губернатора в самом дальнем, глухом и малонаселённом углу на северо-западе страны, на ещё не оформившейся в штат Территории Орегон. Линкольн отказался. Ещё через месяц предложили уже пост губернатора — всё в том же Орегоне, в тысячах миль от Иллинойса и тем более от Вашингтона. Фактически это была мягкая форма политической ссылки — в земли перспективные, но в достаточно отдалённом будущем. К тому же политику там определяли находившиеся в большинстве демократы. Формально уважение к пламенному борцу за Тейлора было выказано, но когда Линкольн отказался от предложения, сославшись на нежелание супруги переезжать так далеко от дома, никто не стал ни сожалеть, ни настаивать. На должности легко нашли других, не столь щепетильных соискателей, и началась работа нового аппарата президента. Например, Уильям Сьюард с его широкими связями оказался в кругу ближайших советников Тейлора.
Много позже, уже поселившись в Белом доме, Линкольн признавался, что мог бы через Орегон выбиться в сенаторы, но тогда не стал бы президентом>{204}, и цитировал:
…нас безрассудство
Иной раз выручает там, где гибнет
Глубокий замысел; то божество
Намерения наши довершает,
Хотя бы ум наметил и не так
[21].
Но в 1849 году Авраам Линкольн не мог предвидеть результатов своего «безрассудства». Он, вспоминал Херндон, поставил крест на политической деятельности и вернулся в Спрингфилд, чтобы целиком посвятить себя юриспруденции. Правда, Линкольна, уже сорокалетнего, никак не оставлял в покое давний вопрос о смысле жизни. Однажды у него вырвалось: «Как же тяжело, о, как же тяжело будет умирать, зная, что не сделал страну лучше, чем она была до тебя, словно ты и не жил!»
Автобиографические заметки Линкольна о следующем пятилетии жизни крайне лаконичны: «С 1849 по 1854 год включительно занимался юриспруденцией — тщательнее, чем когда-либо»; «К 1854 году профессиональные занятия практически полностью вытеснили политику из моих мыслей»>{205}.
Страсти в Конгрессе теперь кипели без Линкольна. Конфликт вокруг судьбы присоединённых мексиканских территорий набух свинцовой грозовой тучей. Богатейшая Калифорния готовилась стать новым штатом США — штатом, не признающим рабства, а это полностью нарушало баланс сил между свободным Севером и рабовладельческим Югом. Всё громче стали звучать голоса о роспуске Союза штатов как единственном выходе из кризиса. Вот почему в феврале 1850 года сенатор Генри Клей обратился к коллегам и президенту, провозгласив простуженным, но громким голосом: «Распад Союза и война неотделимы друг от друга! Это будет война до полного изнеможения, до того момента, пока новый Филипп или Александр, Цезарь или Наполеон не разрубит гордиев узел и не решит вопрос, способны ли люди к самоуправлению, — уничтожив права и свободы в обеих распавшихся частях Союза. Я заклинаю вас, господа, — с Севера ли вы, с Юга ли, — всем что есть для вас дорогого в этом мире: любовью к свободе, памятью предков, заботой о потомках, благоговением перед Всевышним, долгом перед человечеством и обязательствами по отношению к себе, всем, чем только можно: остановитесь! Остановитесь на краю бездны, прежде чем сделать ужасный и погибельный шаг в её распахнутую пасть!»
