Спустя пару часов к стоянке подъезжают Курлин и начальник ЛИСа Митрофанов. Они говорят, что надо лететь, т.к. артисты уже на месте Я объясняю, что при таком боковом ветре Калинин лететь не согласился, а Курлин и площадки-то не видел Но Юрий Владимирович предлагает лететь и на месте определить, сможем ли мы сесть. На том и порешили. Осмотрев площадку с воздуха, Курлин соглашается, что садиться на нее сегодня рискованно и решает произвести посадку по другую сторону моста против ветра, а с киношниками договориться потом. Сначала по уже отработанной методике мы делаем бреющий полет. Как будто все в порядке, но меня настораживает цвет грунта – он какой-то серо-зеленый. Хочу поделиться сомнениями с Курлиным, но он уже уверенно планирует на посадку. Происходит касание, но при этом колеса мгновенно зарываются в грунт, самолет переворачивается через нос и ложится на спину Слышу треск ломающихся лопастей и отключаюсь Оказалось, что мы приземлились на торфяное поле, в котором даже ноги вязли. Курлин первым выбрался из перевернутого самолета. «Все нормально, мы не горим». – услышал я его голос. Съемки пришлось отложить, а из всех полученных травм самой тяжелой для нас оказалась моральная – повреждение самолета.
Генеральный конструктор отнесся к аварии спокойно. Более того, спустя некоторое время он предложил нам с Юрием Владимировичем полетать вдоль Днепра или Десны, чтобы подыскать площадку для воскресного отдыха. Такое место мы нашли в районе села Конча-Заспа. В следующее воскресенье полетели туда вчетвером (Олег Константинович, Юрий Владимирович. я и бортинженер Володя Воротников) и целый день купались, загорали Антонов, сидя у мольберта, с увлечением рисовал Днепр.
С того дня наши «пикники» по воскресеньям стали обязательными Мне они уже не доставляли удовольствия, т .к. каждый раз нужно было прерывать испытания, освобождать салон самолета от многочисленных приборов, ставить пассажирские кресла. Кроме того, при подписании полетного листа у нового начальника летной станции А.Н.Грацианского я вынужден был всякий раз выслушивать сентенции о том. что мы нарушаем «Наставление по производству полетов», что генеральный конструктор не имеет права летать на опытном самолете и т.п. Воскресные отлучки вызывали также естественное недовольство наших домашних.
Вызвав меня в очередной раз для доклада о ходе испытаний Олег Константинович напомнил о том. что в воскресенье мы обязательно должны хорошо отдохнуть на природе. Тут я набрался смелости и сказал ему о начавшемся ропоте в наших семьях. «Как же нехорошо мы поступали, – искренне посетовал Олег Константинович – Это я виноват. Давайте сделаем так в воскресенье пораньше грузите своих домочадцев на самолет и везите их на наше место, а за мной прилетите к 11 часам.»
И вот с женами, детьми и собачкой на борту мы прилетаем в Конча-Заспу. но неожиданно видим, что наша поляна полна народу. Делаем несколько заходов, пока люди не разбежались по кустам и не освободили место для посадки. Но что это? В окнах мелькают знакомые лица, и становится ясно, что это наш родной завод выехал на массовку. Пока мы занимаемся разгрузкой, к самолету подходит А В.Болбот (в то время заместитель Антонова) в трусах и с удочкой в руках и молча наблюдает Когда из «Пчелки» вышли все домочадцы и были вынесены авоськи и корзины, он делает удивленные глаза и спрашивает: «А где Антонов?». Отвечаю, что мы полетим за ним к 11 часам. «Так вот, немедленно убирайтесь отсюда и. если еще раз появитесь без генерального, будете иметь дело с прокурором » Дело принимает плохой оборот. Настроение у всех испорчено, но Болбот делает поправку «Жены и дети пусть остаются – они ни в чем не виноваты, а если вы к вечеру не прилетите, я заберу их на машине»
Мы с Курлиным возвращаемся на заводской аэродром Настроение наше – хуже некуда: ведь планы Антонова могли измениться. Однако рооно о 1 1 часов Олег Константинович на своей «Волге» подъезжает к самолету. После взлета я рассказываю ему об утренней встрече с Болботом. Сообщение о том. что сегодня на нашей поляне полно народу, его немного обескураживает, а уг розу относительно прокурора он воспринимает как шутку. Удовлетворенный его оптимизмом, я возвращаюсь в кабину и успокаиваю Курлина.
