И, не дав Степе отпустить никакой язвительный комментарий, добавила:
– Элечке позвонить не забудь, а то вдруг у них и правда что-то случилось.
– Не забуду, – вздохнул Степа. – Пока, услышимся.
– Услышимся, – связь прекратилась, Селена пропала.
Сразу звонить Элечке Степа не стал. Сил не было. Ну это же надо же, а? Вот же…. Эпитета к поведению Селены он придумать не смог. Вместо этого пошел на кухню, налил себе кофе, выкурил сигарету и только после этого позвал «Домосферу».
– Вызов «Элечка», пожалуйста.
– Соединяю, – отозвался с потолка ровный вежливый голос.
Опять же в отличие от Декстеровской, Степиной прислуге всегда подходило слово «умеренность». Настройки «Домосферы» делал не он, ему она досталась от первоначального заказчика, человека в возрасте, поэтому никаких рявкающих сержантов тут не было и в помине. И это радовало. Шойс, тот менял себе голоса прислуги где-то каждые два месяца, постоянно уверяя, что они его достали. Степа тоже несколько раз собирался все поменять, но каждый раз останавливался, все больше и больше понимая, что тот набор, который он имеет, оптимален. Ровная, спокойная ненавязчивость. То, что нужно. Вот и сейчас он лишний раз порадовался, что вокруг нет ничего резкого и раздражающего. Не тот случай.
На дальней стене проявился прямоугольник экрана, с которого на Степу смотрело лицо античной богини.
– Привет, у тебя что-то случилось? – участливо поинтересовалось лицо.
– Это должна была быть моя фраза, – усмехнулся Степа. – Добрый вечер. Да так, ничего, просто Селена задерживается в экспедиции. У вас-то что произошло?
– Неприятно, – посочувствовала Элечка. – Я тоже по ней соскучилась. А у нас ничего особенного не произошло. Случилось у Шойса.
– Что? – Степа сел попрямее. Не совсем прямо, все-таки в голосе Элечки серьезных проблем не чувствовалось, но все же.
– Ничего особенного, кроме того, что Шойс попросил меня к нему не приезжать. Я, понятно, и не поеду.
– Тебя? – удивился Степа. Шойс под настроение мог послать далекой туманностью кого угодно, хоть представителя администрации слоя (бывали случаи), но обидеть Элечку? Такого на памяти Степы еще не случалось. – Он тебя не пускает?
– Меня он пустит в любом случае и в любом состоянии, – чуть изогнула губы в улыбке Элечка. – Это я не хочу его травмировать.
Степа представил, как тонкая фигура Элечки наносит тяжелые травмы похожему на штурмовой бот Декстеру и хмыкнул.
– Действительно, беднягу стоит поберечь.
– Кроме шуток, – улыбка сошла с лица Элечки. – Он мне показался каким-то странным. Грустным каким-то. Ты не знаешь, что у него случилось?
– Не знаю, – пожал плечами Донкат. – Он в последние дни все лазил по своим боевым друзьям в «Вакууме». Может, нашел чего нехорошее, или обидел его кто.
– Декстера? – недоверчиво подняла бровь Элечка.
– Да, действительно, – согласился с ней Степа. – Это вряд ли. Он сам кого хочешь обидит. Тогда что?
– Именно это я и хотела тебя попросить узнать, – Элечка просительно улыбнулась. – Он там, судя по всему, переживает из-за чего-то, и не хочет, чтобы я это видела. А с тобой ему будет проще. Ты не заедешь?
Она помолчала и добавила уже другим тоном.
– Только не напивайтесь там.
– О, – поднял палец Донкат. – А это идея.
– Степа, – попыталась укорить его Элечка.
– Это не я, – открестился он. – Это что-то сегодня в мировом эфире болтается.
Он покрутил в воздухе рукой с зажатой в ней сигаретой.
– Девочки не хотят видеть мальчиков, мальчики – девочек.
– К тебе, по-моему, к самому надо кого-нибудь послать, – разобралась, наконец, в его состоянии Элечка. – Ладно, забудь.
– Ну уж нет, – Степа поднялся и потушил сигарету. – Если Шойс дошел то состояния, когда он не готов видеть тебя, значит ему и вправду хреново. Надо ехать, выяснять, что случилось. Пошлет – так пошлет. А напьемся мы там, или не напьемся – это дело тридцатое.
– Спасибо, – тихо поблагодарила его Элечка.
– Да не за что, – грустно улыбнулся Степа. – Пока.
Дом Декстера был темен, тих и пуст. Никого. Тишина. Даже свет не загорается при появлении гостя. Степа знал это состояние, когда ну никого не хочется видеть. Даже «Домосфера» переведена в режим «не беспокоить». Озадаченного Степу встречала лишь мелодия. Тихая, грустная, рвущая душу, зовущая куда-то вдаль. Степа и не сомневался, что услышит именно ее. «Горнист».
