— Да, неплохо придумано, — согласился Антон.
— Я скажу даже больше, — Флавиус поднял вверх указательный палец, — если вдруг Бессмертный — другой Бессмертный, а не кто-то из нас — попытается пройти в Нифльхейм, до этого не побывав в нем, у него тоже ничего не получится!
— Что значит «другой Бессмертный»? — не поняла Мария. — А… разве мы — не единственные?
— Все дело в том… — начал Флавиус.
— Достаточно, Почтенный, — строго одернула его Сильфида. — Вот перейдем Грань, тогда можно будет поговорить о чем угодно. Но не здесь. А вам я вот что скажу, — она повернулась к Маше. — Вы — единственный Авалон, и только на вас лежит бремя и ответственность. Я обязательно расскажу вам обо всем, но не сейчас и не сегодня. А теперь мысленно представляйте себе место, в котором вы все уже побывали, и проходите между деревьями.
Портал миновали без происшествий. У всех все получилось с первого раза. Машка, проходя, испытала странные ощущения, как будто она вышла из прохладного лифта с кондиционером в душный коридор. Но в целом все было достаточно быстро и не страшно. Теперь они уже шагали по знакомой дороге среди больших клёнов, и Маша стала замечать вещи, которые не разглядела в прошлый раз: например, то, что от центральной дороги иногда разбегались в стороны более мелкие тропинки, уводящие вглубь леса. Куда они вели, кто знает? Главный тракт все равно угадывался без труда, поэтому заблудиться было нельзя.
Они миновали место, где рос Старый Клён, и пообещали ему, что в следующий раз они уж точно побеседуют с ним подольше.
— Люди всегда такие торопливые, — посетовал Клён. — Даже становясь бессмертными, они все равно постоянно куда-то спешат и бегут. Казалось бы — времени теперь полно! Но — нет, опять суетятся.
Когда они отошли уже достаточно далеко от него, Настя сказала Маше:
— Ты знаешь, этот Клён чем-то напоминает мне мою бабушку — та тоже из дому никуда выходить не хочет, но обожает быть в курсе всех событий.
— Это из Пскова которая?
— Во-во! Она самая!
— Ну, знаешь, Насть, тут немного другое. Бабушка выходить не хочет, а Клён-то — не может. Он же, все-таки, дерево!
— Да, пожалуй, ты права, — подумав, согласилась Настасья. — Надо же ему хоть как-то развлекаться.
Они уже шли по ухоженным полям Карнимирии — Долине Рубиновых Рябин. Чем ближе они подходили к Нифльхейму, тем больше темная громада Зеркальных гор нависала над ними. Маленькие дварфы все так же привычно суетились на своих огородах — очевидно, они встали с первыми лучами солнца. Разглядывая этих забавных существ и грядки с укропом и луком, на которых они копошились, Маша не сразу заметила, что по дороге от замка им навстречу кто-то идёт. Несмотря на яркое солнце и достаточно теплый день, путник был укутан в черный плащ, и на лицо его был накинут черный капюшон. На первый взгляд можно было подумать, что он очень стар, потому что сильно горбился, при этом опираясь на посох. Маше показалось странным, что человек уже почти поравнялся с ними, а ни Сильфида, ни Флавиус никак на это не реагировали, хотя всегда объясняли им все до мельчайших подробностей. Она уже собралась спросить об этом их или кого-то из друзей и заметила, что и остальные с любопытством поглядывают на странного путника.
Наконец, когда они оказались с ним уже практически лицом к лицу, и дальнейшее игнорирование друг друга стало попросту невозможным, незнакомец остановился сам.
— Приветствую вас, Флавиус и Сильфида! — его голос был сухим и сиплым, как будто после тяжелой болезни.
— Здравствуй! — ответил ему Флавиус, приостанавливаясь.
Сильфида продолжала неспешно идти вперед, как будто и не услышав слов приветствия.
— Я вижу, вы привели новое мясо на убой? — усмехнулся незнакомец, кивнув на ребят. — Превосходно!
У Маши все похолодело внутри. Что он имеет в виду? На какой ещё убой? Но прежде, чем она успела подумать о чем-либо ещё, последовала молниеносная реакция развернувшейся к нему Сильфиды:
— Попридержи свой гнилой язык за зубами, Морфиус! — гневно воскликнула она. — Пока я не отрезала его тебе!
Незнакомец распрямился (оказалось, что роста он довольно высокого) и откинул с лица капюшон. Маша отвела взгляд, смотреть на его лицо было неприятно. Нет, он не был уродцем, но тонкая серая кожа, напоминавшая пергамент и обтянувшая его лысый череп, испещренная непонятными рунами и иероглифами, явно не добавляла ему привлекательности. На лице выделялись лишь желтые, по-кошачьи мистические глаза.
