Злополучная регентша лишь приумножила совершенные ранее глупости. Она во всем следовала советам патриция Феликса, убийцы и военачальника, ненавидимого собственными командирами и солдатами. Вскоре взбунтовавшиеся легионеры растерзали этого фаворита и вырезали всю его семью. После гибели своего любимца она ничего не решала без совета графа Бонифация, фанатичного католика и друга святого Августина. Впоследствии он, влюбившись, стал таким же исступленным арианином. Этот Бонифаций, будучи наместником римской Африки, просто сдал все доверенные ему провинции королю вандалов Гейзериху, однако затем счел благодарность вандалов слишком скромной и, укрепив Карфаген, объявил им войну. Но бывшие сообщники вновь нашли общий язык, и в результате был подписан унизительный для Рима договор, а Галла Плацидия устроила Бонифацию триумфальную встречу! Немного времени спустя он был убит в драке, вспыхнувшей между его эскортом и охраной Аэция. Галла Плацидия приказала схватить «убийцу Аэция», который скрывался у Роаса, оказавшего ему радушный прием, и назначила «защитником Рима» сына Бонифация — Себастиана, оказавшегося полной бездарностью. Разбитый гуннами Себастиан был смещен, и Аэций, диктовавший теперь свои условия, стал истинным защитником Рима и «августы», которая осыпала его почестями, но продолжала ненавидеть.
Нетерпеливый Валентиниан — Валентиниан III — отстранил мать от регентства. Она умерла в Риме около 450 года, когда к ней давно уже никто не обращался за советом. Она заказала построить для себя в Равенне мавзолей, который и по сей день остается одной из жемчужин этого города, однако тело ее так и не было перевезено туда. Галла Плацидия обрела вечный покой в феодосийской усыпальнице в Риме.
Аэций
Какая неординарная и притягательная личность! Он и Аттила были самыми выдающимися военными и политическими деятелями своего времени.
Историки XIX и XX веков обычно были очень благосклонны к нему, признавая в нем добродетели, в которых отказывали, и, как правило, абсолютно справедливо, его противникам, равно как и его правителям и союзникам. Многие даже считают несправедливым наделять Стилихона титулом «последнего римлянина», считая, что он должен по праву принадлежать Аэцию. Кроме того, французские историки знают, что Стилихон мало заботился о Галлии, тогда как Аэций ее спас.
Вопрос спорный, за исключением последнего утверждения: этот «последний римлянин» не раз предавал Рим. В стремлении к личной власти он многократно поступался интересами римлян. Велики его гений и героизм, но его эгоизм, честолюбие и гордыня еще больше. Он погиб от вероломной руки недостойного императора, но вместе с тем и пал жертвой собственной неудержимой жажды власти и почестей.
Аэций родился около 390 года, то есть был лет на пять старше Аттилы и на четыре года моложе Галлы Плацидии. Он появился на свет, видимо, в Паннонии (обширный край между Дунаем и Балканами на территории современных Австрии, Венгрии и Югославии) и, вероятнее всего, в «первой Паннонии» — западной части, принадлежавшей Западной Римской империи. Однако выдвигались предположения, что он мог родиться в Мезии (Босния, Сербия и Болгария), когда там временно проживали его родители. Предполагаемым местом его рождения называют также виллу его матери в окрестностях Рима.
Отец его был уроженцем Паннонии, из Скрабантии, к югу от современной Вены. Он был римским военачальником, достаточно рано добившимся высоких постов: командовал императорским ополчением Паннонии и Мезии, получил титул «графа африканского», а затем стал главнокомандующим в Галлии. Там он и был убит в 403 году во время вспыхнувшего мятежа.
Мать происходила из знатной и очень богатой римской семьи. И сам Флавий Аэций женился около 409 г. на дочери богатого римского патриция Карпилио. У него родился сын Гауденций, которого он глубоко любил и которому прочил блестящее будущее.
Аэций провел самые счастливые годы своей юности в «римской» Паннонии, которой вскоре пришлось примириться с беспокойным соседством «варварской» Паннонии, объявленной гуннами своей землей. Аэций, римский уроженец Паннонии, с детских лет узнал, кто такие эти гунны, с которыми будет тесно переплетена вся его жизнь. Он не испытывал к ним ни малейшего презрения, напротив, понимал их в той мере, в какой можно было понять, с их благими помыслами и бесчинствами, удалью и малодушием, прямотой и двуличием. Более того, он мог свободно изъясняться на их тюркском наречии, а если учесть его происхождение по отцовской линии, то для гуннских вождей Аэций был почти своим, но считать его по примеру некоторых «романизированным гунном» было бы крайностью.
