– Ученик избранного, – послышались голоса, – ученик избранного.
Я взмахнул крыльями и полетел на свое дерево. Мой статус изменился: из серенького неумехи я стал единственным, уникальным, внушающим уважение и страх. Самые отъявленные драчуны нашей стаи почтительно расступились предо мной.
С того момента вечерние сомнения ушли прочь, и ночи стали проходить спокойно, принося свежесть и силу. Голос меня не посещал, но я вовсе не был уверен, что старик его слышал. Впрочем, какая разница? Существует заведенный порядок жизни и в нем есть место для избранных. А коль скоро судьба привела меня на это место, я буду выполнять все правила и пользоваться всеми положенными благами.
Я принялся изучать повадки старика и тщательно их копировать, понимая, что в будущем займу его пост, и посланцы совета начнут складывать ежедневные подношения перед моими лапками. Он был неплохим голубем и учил меня основательно и терпеливо. Раздражали в нем бесконечные нравоучения, пересыпанные многословными разглагольствованиями о смысле жизни, правильном устройстве мира, высокой миссии избранных. Впрочем, кто из птиц лишен недостатков?
Конец его был ужасен и во многом изменил мое отношение к действительности. Если до смерти старика во мне еще бродили смутные надежды на существование Небесного Голубя, то после нее я окончательно утвердился в реалистическом понимании нашего мира.
Однажды утром старик выбрал для тренировки наружную стену большого дома, стоящего поодаль от остальных зданий. Его построили недавно, и для сушки одежды люди устроили в нем глубокую выемку, защищенную снаружи полосами светлого металла. Видимо они предполагали, будто эти полосы помешают голубям проникать внутрь и метить белье. Наоборот! Среди молодняка стало считаться верхом удали протиснуться между полосами, усесться на оконную раму, быстро пометить и выскочить наружу.
Мне уже не нужно было садиться на раму, я влетал, и, застыв в воздухе на несколько секунд, выскакивал обратно, оставляя на белье громадную жирную метку. Людям, живущим в доме, не нравились наши упражнения. Они заботились о своем белье больше, чем о правильном управлении миром, и поэтому в то утро, подлетая к выемке, я заметил натянутую между полосами металла тонкую сеть.
Сеть была сделана из прозрачного материала, я увидел ее в самую последнюю секунду и еле успел вывернуться, чтобы не попасть в ячейки. Однако люди, хоть и предприимчивы, но непоследовательны, и часто не доводят дело до конца. Полетав возле выемки, я быстро обнаружил дыру, пропущенную то ли по безалаберности, то ли по недосмотру. Юркнув в нее, я с большим удовольствием отметился и выскочил наружу.
В эту минуту подлетел старик. Он немного запоздал, заканчивая обильный завтрак. Прежде, чем отправить меня выполнять упражнение, он прочитал мне целую лекцию о пользе бдительности, о том, что идущий путями Небесного Голубя должен постоянно быть начеку в ожидании призыва и неустанно тренировать тело и чувства.
– Ты уже метил? – спросил старик, указывая клювом на белье в глубине выемки.
– Нет, – соврал я.
Не знаю, что двигало мною, желание ученика еще раз понаблюдать за работой Учителя, или мелочная месть пустого желудка, но я соврал, да, я соврал.
– Тогда смотри, – сказал старик, развернулся и понесся к полосам. Чтобы пролететь на такой скорости между их острыми краями требовалось незаурядное умение. Старик им обладал и, несомненно, выполнил бы упражнение с блеском, но его подвели не крылья, а ослабевшие глаза. Он не заметил сети, а я промолчал, и мой мудрый учитель со всего маху врезался в почти невидимую преграду.
Первые несколько минут он пытался освободиться и отчаянно бился всем телом, но от этих попыток сеть запутывалась еще больше, оборачиваясь вокруг лапок. Полосы гудели под ударами крыльев, и этот звон до сих пор возникает в моих в ушах, стоит только слегка напрячь память.
Вскоре его лапки окружал плотный ком перепутавшихся ячеек, вырваться из которых было невозможно. Он понял безнадежность своих попыток и замер, повиснув вниз головой.
Я несколько раз облетел его, выискивая хоть какую-нибудь возможность помочь. Бесполезно. Мой учитель был обречен.
