Стью сказал:
— По-моему, надо дать людям возможность подумать. Давайте проголосуем. Пусть те, кто считает что довыборы в комитет надо произвести сегодня, скажут «да».
«Да» прокричало всего несколько голосов.
— Те, кто считает, что выборы надо отложить на неделю или около того, пусть скажут «нет».
«Нет» раздалось громче, но не намного. Большинство людей вообще не участвовали в голосовании, словно эта проблема их совсем не интересовала.
— О'кей, — сказал Стью. — Мы соберемся в этой же аудитории через неделю, одиннадцатого сентября.
Слово взял доктор Ричардсон. Когда он подошел к кафедре, ему громко зааплодировали. Он сообщил, что в результате взрыва на настоящий момент умерло уже девять человек, еще трое находятся в критическом состоянии, двое в серьезном и восемь в удовлетворительном.
— А теперь разрешите сказать несколько слов о Матушке Абагейл.
Люди в зале подались вперед.
— Я могу сообщить вам только одно: я ничем не могу ей помочь.
По толпе прошел ропот. Стью увидел на лицах скорбь, но ни для кого слова Джорджа не оказались неожиданными.
— Со слов жителей Зоны мне известно, что этой леди — сто восемь лет. Мне сказали, что она ушла две недели назад, и по моему предположению, за это время ей вообще не приходилось есть приготовленной пищи. Похоже, она питалась кореньями, травами и тому подобным. Сейчас она пребывает в коматозном состоянии. Думаю, что она умрет. Но, как и всем вам, она мне снилась… она и тот, другой.
Снова по залу пробежал тихий ропот, и Стью, почувствовал, как напряглись волоски у него на загривке.
— На этом я хотел бы закончить. Будут ли у вас ко мне вопросы?
Вопросов не было. Люди смотрели на него, и некоторые из них плакали в открытую.
— Спасибо, — сказал Джордж и вернулся на свое место в мертвом море молчания.
— Давай, — прошептал Стью Глену.
Глен подошел к кафедре.
— Мы обсудили все, кроме темного человека, — сказал он.
Снова этот ропот. Несколько людей в зале инстинктивно перекрестились.
— Нам придется противостоять ему. Мистицизм — это не моя специальность, но я должен сказать вам, что подобно тому, как Матушка Абагейл воплощает силы добра, Рэнделл Флегг воплощает силы зла. Я уверен в том, что та сила, которой служит Матушка Абагейл, объединила нас здесь. И мне не кажется, что она может нас оставить. Может быть, нам надо обсудить все это и впустить немного свежего воздуха в наши кошмары. Может быть, нам надо решить, что мы собираемся с ним делать. Но ясно одно, что мы не можем ему просто так позволить прийти следующей весной в Зону и взять нас голыми руками. А теперь я возвращаю слово Стью, и пусть он ведет обсуждение.
Обсуждение продолжалось три часа. Как и предчувствовал Ларри, оно оказалось абсолютно бесплодным.
Митинг закончился в половину второго ночи, и Глен ушел вместе со Стью, впервые после смерти Ника чувствуя себя в своей тарелке. Он радовался тому, что им удалось преодолеть первые трудные ступеньки лестницы, ведущей из их собственных душ к полю битвы, каким бы оно ни оказалось.
Он почувствовал надежду.
Кто-то тряс Стью за плечо, и ему понадобился долгий промежуток времени, чтобы всплыть на поверхность сна. Его разбудил Глен Бэйтмен, вырисовывавшийся смутным силуэтом в почти полной темноте.
— Тебя не добудишься, Восточный Техас, — сказал Глен. — Ты спишь, как фонарный столб.
— Ты хоть бы свет включил, чертов болван.
— О, Господи, я ведь совсем забыл, что у нас снова есть электричество!
Стью включил лампу, поморщился от неожиданно яркого света и уставился совиным взглядом на будильник. Было без четверти три.
— Что ты здесь делаешь, Глен? Ты знаешь, а я ведь спал. Говорю это на тот случай, если вдруг ты не обратил на это внимания.
Стью перевел глаза с будильника на лицо Глена. Оно было бледным, испуганным… и старым. По лицу его пролегли глубокие морщины, и он выглядел очень измученным.
— В чем дело?
— Матушка Абагейл.
— Умерла?
— Господи помилуй, мне почти хотелось бы, чтобы это было так. Она очнулась. И она ждет нас.
— Нас двоих?
— Нас пятерых. — Голос Глена стал более хриплым. — Она знает, что Сюзан и Ник мертвы, и что Фрэн лежит в больнице. Не знаю, откуда ей это известно, но это так.
