Едва о нём доложили, ему навстречу вышел Ренн. Кейтон заметил его мрачность. Тот, взяв конспекты, и видя, что Энселм не хочет оставаться, попросил разрешения переговорить с ним. Кейтон пожал плечами. Они поднялись на несколько лестничных пролётов и оказались в небольшой гостиной. Ренн закрыл дверь, опустился в кресло и некоторое время сидел в молчании. Кейтон не торопил его.
— Не знаю, как начать… Я ловлю себя на том, что не верю… Ты писал тогда, что в себе самом можно за день семикратно вычленить черты аристократа духа и столько же раз узреть плебея. Но разве ты плебей, Кейтон?
— Что?
— Камэрон солгал нам? Он говорит, что ты… заплатил Райсу за его мерзость. Ведь он лжёт?
Кейтон поморщился. Все-таки протрепался, подлец. В глазах у него потемнело. Он и сам не понимал, что для него противнее: болтовня Камэрона, необходимость что-то объяснять Ренну, этот заискивающий и какой-то больной взгляд этого слабака Альберта, или что-то ещё, пока непонимаемое, непроступавшее, но подспудно томящее и угнетающее. Он медленно обронил:
— Нечто подобное имело место, но я… — он поморщился, — я не знал, что он вытворит. Это правда.
— Ты, что, не знал, кто он? Что иное он мог вытворить?
Кейтон раздраженно махнул рукой.
— Я не знаю, не задумывался, но об этом, говорю тебе, речь не шла.
— И ты… ты просил его… свести счёты… с несчастной девчонкой, сиротой и дурочкой, которая что-то о тебе наболтала?
Кейтон почувствовал, что в душе закипает злость.
— Ренн, ты утомляешь меня. Если тебе больше нечего сказать…
Альберт судорожно вздохнул, Кейтону вдруг показалось, что в глазах Ренна блеснули слезы, но после второго вздоха, тот, видимо, справился с собой.
Надо сказать, что услышав впервые на вечере у леди Блэквуд наделавшее столько шума известие, Альберт Ренн только поморщился. В его понимании эта девица лучшего и не заслуживала, своей глупостью, невежеством, суетной погоней за успехом она вызывала лишь его презрение и молчаливую неприязнь. Её бестактный отзыв о Кейтоне возмутил его, он запретил сестре приглашать её — и вскоре просто забыл о её существовании, поглощённый возможностью побыть в обществе мисс Энн Тиралл. Ни о чём дальнейшем он не имел понятия — не по безразличию к окружающим, но по слепоте влюбленного.
Именно поэтому последний визит Джастина Камэрона и его рассказ были для него подобны разверзшейся под ногами земле. Мистеру Камэрону сам Райс рассказал, что именно Кейтон просил его совратить мисс Вейзи, и отвалил за это — ни много, ни мало — двести пятьдесят фунтов. Ренн был потрясен. Как же можно?
Ренн задумался. Кейтон… Этот странный человек с резкими чертами, с глазами дерзкими и сумрачными, нравился ему, при этом Альберт не мог бы обозначить причины этого предпочтения. Это была иррациональная склонность рационалиста к чему-то бесконечно загадочному и непредсказуемому, запутанному и неясному, чего Ренн никогда не находил в себе самом. Было и нечто, что Альберт всегда чувствовал — этот человек ломал, сгибал его, заставлял расширять границы некоторых суждений, учил думать, выявлять противоречия и углублял понимание многого. Но это было все же понимаемым, рассудочным. Его же влекло к Кейтону не только интеллектуально. Он ощущал, что в его отношении к Энселму есть и что-то ещё — едва ли не постыдное. Это была не плотская склонность, но скорее чувство почти братской, любовной нежности, от которого он всегда слабел и смягчался. Он не мог нагрубить ему, обидеть, всегда боялся задеть его самолюбие и мечтал о подлинной дружбе с ним. Её не было, Кейтон избегал откровенности, весьма мало доверял ему, совсем не ценил. Это причиняло боль. Иногда он пытался сделать отношения более доверительными, но Кейтон ускользал, словно тень. Однако, в порядочности Энселма Ренн был почему-то уверен. Ни сведения о близости с Рейсом и Камэроном, ни некоторые скользкие суждения самого Кейтона ничего не меняли в уверенности Ренна, что человек такого ума не может быть подлецом. Низкая душа предполагает самые низкие побуждения у самых благородных поступков, честный же человек не склонен подозревать других в бесчестности. Ренн был честен.
