Нина Ивановна сказала адрес. Действительно, далеко. Вряд ли она, с больными ногами, добрела бы туда и через час. А надо было сдать работу: она шила мужские рубашки на большой магазин. Ее предупредили, что дальнейших заказов, вероятно, не будет: сокращение; несла сегодня последние полдюжины.
С неловкой робостью, но обрадованная, влезла Нина Ивановна в элегантную каретку этой милой мадам Фукэ. Уселась на каштановом сафьяне, подобрав порыжевшие складки своего платья. Было странно, немножко стыдно, немножко приятно; впрочем, Нина Ивановна давно уж все чувствовала «немножко», и не очень ясно; а думала, большею частью, короткими мыслями о самом близком.
Несмотря на свежесть своего «перми», Франсуаза лицом в грязь не ударила. Ехала смело, лавировала, дублировала; а притом еще без устали болтала, — рассказывала о себе, во всех подробностях. Они — dans le commerce[67]. Гастон, когда женился, был маленьким employe (приказчиком) в рыбной лавке. Но оба много работали, потом «lа сnаnсе»… и вот, сейчас у них три лучших гастрономических магазина в Париже. Детей нет, сначала Франсуаза жалела об этом, но теперь думает, что так лучше: больше порядка в доме. Купили небольшой отель в Neuilly; с ними живут, в отдельном этаже, и beaux-parents[68]: Гастон выписал стариков из своей «pays» [69]. За всем домом следит, конечно, она, Франсуаза. При всяком состоянии порядок нужен. Теперешние их средства много позволяют, и как же не пользоваться, пока молоды! но безрассудными транжирами ни она, ни Гастон никогда не были. Гастон ведет большие дела; а для дома тоже необходима твердая рука (la main fer-roe) — это уж забота жены. Зато Гастон не упускает случая ее побаловать!
Так она болтала-рассказывала, с обстоятельностью и видимым удовольствием; и лишь когда они были уже недалеко от нужной улицы, — приостановилась; взглянула на слушательницу, которая показалась ей особенно жалкой, и вспомнила, что ее-то она совсем еще не расспросила. Куда она едет — домой? И что это за пакет у нее?
Нина Ивановна тотчас, с торопливой готовностью, объяснила мадам Фукэ, что живет не здесь, на другом конце Парижа; а здесь ей нужно сдать заказ; прибавила монотонным, привычным к жалобам голосом, что больше, верно, не дадут.
— Значит, вы на большие магазины работаете? Платят неважно, разумеется. Зато не требовательны, можно быстро работать. А вы хорошо работаете?
— Да как вам сказать?.. Именно к быстроте-то у меня навыка нет, — проговорила Нина Ивановна, как бы извиняясь.
Между тем подъехали. Захватив свои рубашки и вылезая, Нина Ивановна принялась, было, за благодарности этой доброй, милой м-м Фукэ, но та вдруг ее оборвала:
— Знаете что, мадам Тикнеф? Я, пожалуй, подожду вас с машиной и отвезу домой. Мне труда не составит, а что ж пешком будете тащиться. Только поторапливайтесь, конечно!
Нина Ивановна, не ожидавшая этого, забормотала усиленные благодарности и действительно заторопилась. Прошло, однако, минут десять прежде, чем она снова подковыляла к автомобилю, уже без свертка.
— Рассчитались с вами? — спросила Франсуаза, когда машина двинулась.
— Да, отдали (Нина Ивановна назвала бедную цифру расчета). А больше, говорят, ничего не будет до окончания сезона. Не будет и не будет.
Ехали некоторое время молча. Потом Нина Ивановна завела:
— Не знаю теперь, куда и толкнуться еще. До окончания сезона, говорят. А кончится — совсем ничего не дадут. Не знаю, что и будет.
Франсуаза ничего не ответила. Отдала как будто все внимание рулю.
— Если бы вы, мадам, услышали о какой-нибудь работе, — начала опять Нина Ивановна, — и могли бы меня направить… Или дать рекомендацию… Я бы так, так была вам благодарна! — прибавила она привычно просящим, нудным голосом.
Франсуаза опять не ответила. Выехали на длинную avenue. Обернувшись к спутнице, Франсуаза деловито проговорила:
— Видите ли, мадам Тирнеф. Я не знаю, как вы работаете. Но если брали заказы, то простое белье, очевидно, шьете. Я бы, пожалуй, дала вам, до окончания сезона, работу у меня.
— Ah, Madame! — всхлипнула Нина Ивановна. — Как вы бесконечно добры!
Франсуаза продолжала, так же деловито:
