Допрос шел ни шатко, ни валко благодаря стараниям невозмутимой Калинки, которая вела себя так, словно ужин из "Арагви" был перенесен в МУР. И в который раз Савин позавидовал коллеге, его умению найти правильный, выверенный до мелочей тон в таком весьма сложном и важном деле, как допрос.
– Ну, Панкратова, тебе бы на сцену, в Большой театр. Такие таланты пропадают.
– Ой, не говорите. А вы знаете, пыталась. В училище театральное.
– И за чем остановка?
– За малым – не сообразила подыскать хорошего репетитора. Желательно кого-нибудь из приемной комиссии.
– Не может быть!
– Ей богу. Молодая была, глупенькая.
– Нужно было еще раз попытаться.
– Пыталась и еще раз.
– Ну и как? Нашла репетитора?
– Естественно.
– Так в чем тогда дело?
– Все очень просто – проспала экзамен.
– И репетитор не помог?
– К сожалению, нет. Потому как тоже проспал… Так что в тот день приемная комиссия без него работала.
– Сочувствую, Панкратова. Ну ничего, не все еще потеряно.
– Я тоже так думаю. Разрешите, я закурю.
– Конечно… Пожалуйста, спички.
– Спасибо.
– А скажи, Панкратова, ты давно видела Пикулина?
– Карамбу? – Калинка поморщила лоб. – Давно… Месяца два назад. А что, влип?
– Да как тебе сказать… В общем, да.
– Такой миленький, – вздохнула Калинка и потянулась к пепельнице. – Жаль…
– Не очень, – ответил ей в тон Володин.
– Это по вашему мнению, – лукаво улыбнулась Калинка и томно взглянула в сторону Савина.
– Возможно… Кстати, вспоминал он о тебе.
– Да ну? Вот что значит настоящий мужчина – не забыл…
– Еще бы. Когда даришь девушке такой подарок, как импортная шуба…
– Ох, Карамба, опять прихвастнул! Вот уж подарок от кого дождешься… Как же… Купила я у него эту шубу. Не верите? Честное слово!
– Да ладно, аллах с ней, с этой шубой. Верю. Насколько я тебя знаю, ты честная девушка, Панкратова, и тебе на слово можно верить.
– Конечно, – гордо выпрямила спину Калинка. – Милицию я никогда не обманывала. – Мужчин – да, они такие наивные… – стрельнула глазами в Савина.
– Ну, а адресок на Лосиноостровской ты ему подкинула?
– И это Карамба выложил? Вот трепло… Ну да, я… А что здесь такого?
– Ничего особенного… Послушай, откуда ты узнала, что там кое-что водится?
– У Янчека. О-о! Кто ж об этом не знает! И Сильва, и Панечка… Была и я у него… в гостях. Несколько раз. Щедрый. Обходительный. Не хамит, не ругается матерно. Редкий мужчина.
– Поэтому ты и подсказала Карамбе, что у него можно поживиться?
– Что вы, что вы! Просто был разговор… Когда, не помню точно… В общем, о том, о сем… Втроем мы были: Сильва, я и Карамба. Ну и вспомнили о Янчике: шикарно живет, одевается, как король, записи новейшие и все такое прочее. Я даже не могла подумать, что Карамба… Честно-пречестное слово!
– Верю, верю, – улыбнулся Володин взволнованной Калинке.
– Расскажите-ка нам поподробнее об этом… Янчике.
– Что именно? Раджа был таким скрытным…
– Как… как ты сказала? Раджа? – даже привстал Володин.
– Раджа… – округлила удивленные глаза Калинка. – Так называли Янчика его друзья.
Когда по окончании допроса Калинку увели, Володин взволнованно сказал:
– Раджа! Боря, это удача! Неуловимый Раджа!
– Кто такой Раджа?
– Раджа – это король московских валютчиков! Вот!
– Да-а, ну и Янчик…
– Все, Боря, бегу к шефу! Ну и закрутится теперь карусель…
Ульвургын покрикивает на собак, и упряжка, набирая ход, мчится по первому снегу у самой кромки морского прибоя. Снег еще не успел слежаться; невесомый, пушистый и белоснежный, как лебяжий пух, он покорно ложится на полозья нарт, которые безжалостно кромсают его белизну, оставляя позади серые глянцевые бороздки.
Ульвургыну весело. Ему хочется петь, но встречный ветер бросает в лицо снежинки, и каюр только довольно смеется: сегодня наконец сбылась его мечта – в нартах лежит новенький винчестер и патроны к нему.
Ульвургын уже не молод, однако он до сих пор лучший охотник в стойбище. А что за охотник без хорошего безотказного оружия? Долго Ульвургын собирал шкурки песцов и горностаев, чтобы сторговать себе в фактории американца Олафа Свенсона винчестер. Сколько плиток чая, сколько муки, сахара и соли можно было выменять за эти меха, но Ульвургын стоически преодолел искушение и теперь радуется своему приобретению, как маленький умка, который впервые в своей жизни вылез из берлоги.
