— А как же ты? — спросила она вдруг. — Ведь если они начнут искать, они выяснят, кто устроил мне побег. Тебя накажут. Если не хуже…
— Меня накажут, — уголки губ дрогнули, он едва заметно улыбнулся. — Разжалуют, это точно. Но это уже мое дело. Иди.
— Нет, — она ответила резко, опустив голову. — Нет.
— Что? — он переспросил удивленно, слегка приподняв бровь.
— Я никуда не пойду, Ханс. Я не хочу, чтобы тебя наказали.
Она заметила, что, несмотря на все умение владеть чувствами, он смутился и отвел взгляд, чтобы не выдать выражение глаз. Потом, опустив козырек фуражки ниже, спросил строго:
— Ты остаешься? Решай скорей. Мы больше не можем стоять здесь, — он кивнул на дорогу.
Она оглянулась — из-за поворота показался военный транспорт.
— Да, остаюсь, — сказала она решительно и, усевшись на сиденье, захлопнула дверцу автомобиля. Он обошел машину и сел за руль. Транспорт приближался. В зеркало она увидела, что он смотрит на нее, и не узнала его взгляд. Теплый синий свет струился, отраженный зеркальной поверхностью, обволакивая и согревая. Он повернулся и, перегнувшись через спинку кресла, поцеловал ее поблекшие губы, на которых запеклась кровь. Транспорт поравнялся с ними. Притормозив, проезжавший офицер спросил:
— Нужна помощь, господин гауптштурмфюрер?
— Нет, благодарю, — Хергет махнул рукой. — Все в порядке. Поезжайте.
Вскоре он уехал по новому назначению. Без предупреждения, ночью. А утром к шеренге заключенных вышел новый комендант, гауптштурмфюрер СС Габель.
Сзади послышались шаги. Маренн обернулась. В сопровождении своих офицеров штурмбаннфюрер СС Хергет направлялся к гардеробу. Сколько же времени прошло? Сигарета давно потухла. Бросив ее в урну, Маренн подошла к штурмбаннфюреру. Он не обратил на нее внимания. Тогда она назвала его по имени:
— Ханс!
Харгет обернулся. Все тот же резкий, холодный взгляд.
— Вы не узнаете меня, Ханс?
Она подошла ближе. Холодное недоумение сменилось удивлением, в глазах мелькнула радость.
— Ким? — он окинул взглядом ее форму. — Я вижу, вы сделали карьеру, фрау Ким. Вам идет.
Потом, оглянувшись на офицеров, приказал:
— Отправляйтесь в расположение, господа. Я буду позже. Ты здесь одна? — спросил, когда офицеры ушли.
— Нет, но я предупрежу. Подожди.
Она почти вбежала в зал. Потягивая прохладное белое вино, Алик все еще сидел за столиком. Она подошла.
— Ну, наконец-то. Где ты была? — спросил он.
— Алик, дело в том, — она запнулась. — Я должна сейчас оставить тебя. Ты понимаешь, Ханс Хергет, он бывший комендант лагеря, где я находилась.
— Не понимаю, — Алик пожал плечами. — Насколько я помню, ваш комендант Габель довольно скучная личность, старый и толстый.
— Хергет был всего несколько месяцев, до Габеля.
— Что ж, ясно.
— Он много сделал для меня. Он спас меня.
— Похоже, он не зря старался. Ладно, договорились. Я никому ничего не скажу, ты понимаешь, — Алик заговорщицки посмотрел на нее. — Но при одном условии. Вон там, видишь, сидит красивая полячка. Она давно уже мне подмигивает. Так что сделай милость — тоже никому не говори. По рукам?
— По рукам! — Маренн рассмеялась. — Ты — хитрый лис, Алик. Умеешь извлечь выгоду из всего.
— Ну-ну, — сказал Алик, вставая из-за стола и одергивая мундир. — Я посмотрю, какая у нас будет выгода завтра, когда нам позвонят из Берлина. Ты там возвращайся пораньше. А то, понимаешь, мне ночью некогда будет придумывать, что объяснять известным людям.
Они провели ночь в одном из немногих уцелевших после бомбардировки отелей. Она вспомнила, что в лагере, когда он впервые пригласил ее к себе, она ударила его по лицу, едва он попытался обнять ее. Молодой комендант схватился за пистолет. Она закрыла лицо руками и только просила:
— Стреляйте, стреляйте скорей. Ну, что же вы?
Он убрал пистолет в кобуру и, сдерживая ярость, приказал:
— Убирайся.
Всю ночь в лагерной лаборатории, куда по приказу Хергета ее с больными детьми перевели из барака, она не могла заснуть, со страхом ожидая рассвета. Ударить по лицу начальника лагеря — за это можно было поплатиться жизнью. А что же будет со Штефаном и Джилл? Прижимая к себе спящих детей, она почти раскаивалась. Но утром ничего не произошло. Она не увидела его на поверке, не последовало никаких указаний, ее не перевели обратно в барак — все оставалось по-прежнему. Фельдшер, повинуясь приказу Хергета, как всегда, принес лекарства. Никто ничего не знал, никаких особых распоряжений не поступало. К обеду она услышала, что комендант уехал по вызову в город. Теперь она со страхом ждала его возвращения. Он приехал вечером. Вошел в амбулаторию, молча окинул холодным взглядом Маренн и детей, взглянул на фельдшера и вышел. В тот вечер он не посылал за ней.
