— Кавас! Кавас, помоги! — в отчаянии закричал голядин.
В небе Чёрный Всадник занёс трезубец. Три белых волка угрожающе зарычали, а Белый Всадник с усмешкой произнёс:
— Не балуй, дядя!
Белой молнией метнулся седой, но крепкий зверь и сомкнул челюсти на горле князя. Последней мыслью Гимбута в этой жизни была та, что ещё ни разу его не посещала: «А тому ли богу я служил?» А волк поднял морду и издал торжествующий вой. Потом перекувыркнулся и поднялся седоволосым воином. Радость озаряла его худощавое лицо.
— Последний! Последний из тех, что сгубили мою семью. Он тогда был только сыном князя. Прости, Сигвульф, что немного славы у тебя забрал.
Волх поднял меч Гимбута, поймал чью-то лошадь, оставшуюся без всадника, и бросился в гущу боя теперь уже в человеческом обличье и верхом.
Но куда же делись росские всадники? Они уже почти преодолели огненное пекло, когда перед ними появился дух этого пекла. Змей восседал на обугленной вершине дуба, растопырив перепончатые крылья и широко разинув пасть. Ардагаст громко приказал всадникам остановиться. Потом направил пламя Огненной Чаши прямо в пасть пекельной твари. И в тот же миг изо рта змея вырвалось пламя, такое же, как то, что бушевало вокруг.
Два огня — золотой и черно-красный — столкнулись в воздухе, растеклись, образуя полупрозрачную огненную завесу. Переливаясь золотыми, красными и чёрными струями, она быстро затягивала выход из огня, и чародейный ветер не в силах был её прорвать. Хуже того — он понемногу слабел, и жар огненных стен усиливался. Андак с Саузард, оказавшиеся со своей дружиной в другом конце прохода, в самом хвосте конной рати, прикидывали, не повернуть ли коней назад. Только куда после этого — в болото? О сдаче в плен гордая царевна с мужем не думали. Рука Ардагаста быстро наливалась тяжестью. А жрец в чёрном плаще с вышитыми на нём тремя черепами — человеческим, конским и бычьим — злорадно ухмылялся, проницая духовным зрением сквозь огонь. Ещё немного, и рухнет вся бестолковая волшебная защита пришельцев, огненные стены сомкнутся, и от царя росов и его конницы останутся одни обгорелые кости, прикипевшие к оплавленным панцирям.
Чернобор с женой, дочерьми и зятем, сгрудившись вокруг волшебной чары с водой, наблюдали за схваткой. Верховный жрец Черной земли был доволен. Не так уж глуп оказался голядский колдун, и даже змей пригодился. Сейчас сгинут Солнце-Царь и его войско, растает в огне Колаксаева чаша, и тогда хозяевами леса станут жрецы Пекельного. Потому что все гордые князья и конунги станут заискивать перед ними, владеющими неодолимым огненным оружием!
А в Почепе, в храме трёх богинь, две жрицы вглядывались, затаив дыхание, в такую же чару. Как хотелось им обеим быть сейчас рядом с Вышатой и Ясенем вместо этой Миланы...
Но никто не заметил, как, прежде чем переливающаяся завеса и огненная стена успели сомкнуться, между ними проскочил лешачок в сереньком кафтане и островерхой шапке. Обычно осторожный и боязливый, он сейчас кипел от ярости при виде горящего леса. А уж когда перед ним появился один из поджигателей, то словно сам Перун-змееборец вселился в Шишка. Встав в полный лешачий рост, он схватил крепкий еловый ствол и одним ударом смахнул змея с дуба. Ошарашенный змей, напоровшись перепончатым крылом на острый сук, забился, заревел от боли, плюясь огнём в небо. Струящаяся завеса враз пропала.
Ардагаст направил на змея пламя чаши, но чёрная чешуя не поддавалась солнечному огню. А Шишок уже подбежал и всадил свою ель прямо в пасть чудовища. Серячок, подскочивший следом за хозяином, бегал вокруг, рычал, лаял и норовил укусить змея, но волчьи клыки лишь скользили по чешуе. Дохнув огнём изо всей силы, змей вмиг испепелил смолистый ствол, а следующий клуб пламени изрыгнул прямо в лесовика. Но опоздал: Шишок за миг до того, испуганный потерей оружия, стал ростом не с человека даже, а с низенький кустик, возле которого стоял. Подоспевший Вишвамитра обрушил двуручный меч на шею чудовища. Голова, похожая разом на волчью и крокодилью, отлетела со второго удара, но тело продолжало биться, ломая кусты и деревья.
