Девушка вырвалась и убежала вверх по той же самой каменной лестнице. Гривс остался один.
Но внезапно из-под серф-бордов вылез Джим с бутылкой в руке и, постучав желтым обломанным ногтем по стеклу, мрачно сказал:
— Никому нельзя верить. Только бутылке…
— Неужели никому? — медленно спросил Гривс. По лунной серебряной дорожке, скача на волнах, скользил серф-борд. На нем, балансируя, стоял официант-китаец с морщинистым, как печеное яблоко, лицом, держа в руках поднос с маленькой ракетой, направленной в звездное небо.
— Лучше не стоит, сэр… — ласково покачал головой китаец.
В полосатом шезлонге сидела старуха-гаваянка и сосала большую шкиперскую трубку, прихлебывая французское шампанское.
— Верить? — раздалось из черного провала ее рта.
— Верить? — И драгоценное колье, точно такое же, как на почтенных леди из «Хилтона», затряслось от хихиканья над лохмотьями.
Гривс бросился за девушкой, но ее и след простыл.
Гривс шел по улицам, как лунатик, не замечая прохожих и машин. Он знал, куда ему надо было идти.
Крадучись, Гривс подошел к полинезийскому бару.
Нет, на этот раз он не вошел через парадную дверь. Гривс перепрыгнул через невысокую чугунную изгородь и оказался в саду, таинственно мерцавшем от лампочек, подсвечивавших листву снизу. Гривс подошел к распахнутому в сад окну бара и, медленно-медленно выдвигая голову из-за ветвей магнолии, заглянул в окно.
Вдали, за безучастным профилем деревянного идола, Гривс увидел серебряную цепочку на маленькой ноге. Девушка сидела за стойкой, и чья-то рука хозяйски гладила ее по спине.
И тогда Гривс засмеялся.
Он шел по улицам и продолжал смеяться, и люди отшатывались от него…
…«Мы стараемся сильнее» — было кокетливо написано на эмалированном жетоне, приколотом к лацкану представительницы компании «Авиз», которой Гривс сдавал ключ от машины в аэропорту Гонолулу.
В своей изящной красной униформе девушка была похожа на тоненькую струйку томатного сока. С ее мандаринно-просвечивающих мочек свешивались на длинных нитках два хрустальных шарика, наполненных светящимся газом.
Девушка старалась. Ее соперница из Сан-Франциско была побеждена.
— Вы пробыли здесь только два дня. Это преступление, сэр… — обаятельно укоряла Гривса девушка.
— Бизнес… — усмехнувшись, пожал плечами Гривс. — Большой бизнес.
У Гривса отчаянно болела голова, и он озирался по залу в поисках бара.
Напротив Гривс увидел японца, сдававшего ключ от «мерседеса» в офис конкурирующей компании «Херц».
«Японец заблуждается… — подумал Гривс. — Человеческая психология остается такой же. И пока она остается такой же, все может повториться. И Пирл-Харбор тоже».
— Ну как, вы произнесли вашу речь? — спросил Гривс, подходя к японцу.
— Произнес, — вздохнул японец. — Была довольно пошлая обстановка. Дамы пришли демонстрировать туалеты, мужчины — патриотизм. Мне показалось, что все забыли, чем был на самом деле Пирл-Харбор. Знаете, по совести говоря, мне иногда кажется, что я зря занимаюсь всеми этими поездками и выступлениями. Но надо что-то делать.
Да, надо было что-то делать, но что и как, Гривс не знал. И все-таки жить стоило хотя бы для того, чтобы давать по морде таким, как тот, в тирольской шляпе.
— У вас есть еще саке? — спросил Гривс японца. Японец встряхнул свой неразлучный саквояж.
— Кажется, еще что-то осталось… — грустно улыбнулся он.
Нет, теперь Гривс не спутал бы его ни с каким другим японцем. Так грустно улыбался только он.
«Все-таки зря мы бросили на них бомбу в Хиросиме», — подумал Гривс и вспомнил вслух:
Все в лунном серебре…
О, если б вновь родиться
Сосною на горе!
— Закурим? — спросил Гривс и щелкнул зажигалкой, купленной в «Хилтоне».
Протягивая ровный язычок газового пламени к сигарете японца, Гривс вдруг заметил, что на зажигалке было выгравировано: «Помни Пирл-Харбор!»
— У меня тоже есть такая зажигалка, — сказал японец.
Пирл-Харбор — Москва, 1966–1967
