Что-же дѣлаютъ молодцы дома въ лѣтніе вечера, когда придутъ изъ лавки? спроситъ, можетъ быть, читатель.
Да ничего, посидятъ, поужинаютъ, начнутъ зѣвать, да и залягутъ на боковую. Впрочемъ неугодно-ли вамъ самимъ посмотрѣть, что они дѣлаютъ въ свободное отъ занятій время и прослѣдить два, три часа ихъ жизни. Заглянемте хоть въ молодцовую Черешнева.
Молодцовая — небольшая комната о двухъ окнахъ. На одномъ изъ нихъ стоятъ два горшка герани и банка съ мыльной водой, покрытая кускомъ чернаго хлѣба съ сдѣланной посреди дырочкой — ловушка для мухъ; а подъ другимъ окномъ привѣшена клѣтка съ чижомъ. По стѣнамъ кровати съ подушками въ ситцевыхъ наволочкахъ и съ таковыми же одѣялами, изъ которыхъ мѣстами видны лохмотья ваты. Надъ одной кроватью виситъ гитара и картинки, изображающія полногрудую барышню съ голубкомъ въ рукахъ, и пьянаго мужика въ красной рубахѣ, валяющагося на желтой землѣ передъ розовымъ питейнымъ домомъ съ зеленою крышею, котораго подымаетъ городовой. На покоробившемся отъ времени шкапу, съ притономъ клоповъ всѣхъ калибровъ, стоятъ шляпы и помадная банка съ кисточкой, служащая вмѣсто бритвеннаго прибора. Недалеко отъ шкафа на комодѣ, надъ которымъ понѣщается маленькое загаженное мухами зеркальце, лежатъ платяная и головная щетки, послѣдняя пріобрѣтшая мохнатость отъ волосъ, вырванныхъ изъ тѣхъ головъ, къ которымъ она имѣла счастіе прикасаться, да двѣ книги: «Черный гробъ и кровавая звѣзда» и «Полный пѣсенникъ.» У окна столъ и нѣсколько стульевъ сомнительной прочности. Въ углу висятъ образа съ заткнутой за ними запыленной вербой; передъ ними горитъ лампада, съ привѣшенной подъ нею цѣлой ниткой фарфоровыхъ и сахарныхъ яицъ.
Десятый часъ вечера. Молодцы только-что сейчасъ возвратились изъ лавки. Всѣ они одѣты въ халаты, которыми обыкновенно снабжаютъ ихъ татары или на промѣнъ стараго платья, или за два съ полтиной, и въ туфли съ совершенно оторванными задками. Быть въ халатѣ и туфляхъ по вечерамъ у нихъ обыкновеніе: и платье не носится, да и хозяинъ спокоенъ, — въ этомъ нарядѣ молодецъ никуда уже не отлучится изъ квартиры.
Трое молодцовъ сидятъ у окна и сбираются играть въ три листа. Они подбираютъ подъ масть карты.
— Винновой крали нѣтъ, говоритъ одинъ изъ нихъ:- да это ничего, крестовая двойка кралею будетъ, значитъ за фальку пойдетъ.
Иванъ, молодой человѣкъ съ закрученными усами, обладатель книгъ лежащихъ на комодѣ, сидитъ съ гитарою въ рукахъ и ораторствуетъ.
— Знаете братцы, сегодня Степанъ Соницынскій чуть не влопался. Стоитъ, знаете, на порогѣ у лавки, а я напротивъ его, вдругъ бѣжитъ какая-то штучка, а Степанъ посмотрѣлъ на нее, мигаетъ мнѣ, да и говоритъ: Иванъ, вершай! Смотрю я, а она поровнялась съ нимъ, да и шепчетъ: «здравствуйте, Степанъ Ѳедорычъ»! Какъ, я говорю, развѣ ужъ у васъ того? «Какъ же, говоритъ, на мази дѣло»; да знаете, не запримѣтился, а евонный-то хозяинъ сзади стоитъ. Запужался Степка. просто въ лицѣ измѣнился малый. А самъ-то какъ на него посмотрѣлъ, что у меня вчужѣ мурашки по тѣлу забѣгали.
— Что за важное дѣло, что только посмотрѣлъ? Нѣтъ, братъ, у нихъ житье важное, не въ примѣръ лучше нашинскаго, возразилъ Тихонъ, мужчина лѣтъ тридцати съ рѣдкой, клинистой, какъ-будто выѣденной молью бородкой. — О святой всѣмъ молодцамъ праздничныхъ дали, Чихова въ деревню отпустилъ, а у насъ что? Онъ началъ говорить тише. — Хоть-бы теперича меня призвалъ самъ при разсчетѣ. «Вотъ, говоритъ, Тихонъ, я тобой доволенъ, вотъ ты, говоритъ, забралъ у меня столько-то, а за мной имѣешь сто пятьдесятъ рублевъ; служи, говоритъ, я тебя не оставлю!» Я ему въ ноги. Иванъ Васильичъ, говорю, не оставьте! позвольте въ деревню съѣздить, такъ ужъ нельзя-ли моихъ-то деньжонокъ рублевъ пятьдесятъ мнѣ выдать? Какъ напустился на меня; «Это что? говоритъ, прошлымъ лѣтомъ ѣздилъ, нонече опять?» Нѣтъ, говорю, три года не былъ. «Куда тебѣ пятьдесятъ, пятнадцати довольно?» Женѣ, говорю, да своимъ гостинца свезть нужно. Вѣдь, не далъ: «избалуешься, говоритъ, у меня цѣлѣе будетъ, не бойся не пропадетъ, а вотъ тебѣ двадцать рублевъ бери!» Ну, посудите, братцы, какъ мнѣ съ этими деньгами въ деревню ѣхать, да тутъ и понюхать не хватитъ! Я просить: затопалъ на меня, залаялся и выпихалъ изъ горницы.
