Анжуйцы - страница 26
Приор, затаив дыхание, на цыпочках, придерживая шпагу, подобрался к дверному проёму, откуда, из-за приоткрытой створки, пробивалась тонкая полоска света, и заглянул в помещение, где имела место ссора и доносились столь недвусмысленные угрозы. Он взялся за эфес и, зажмурив один глаз, сумел разглядеть пухлого коротышку Дордо, в своём несменном полосатом колпаке и коричневом кожаном жилете, из-под которого свисало сытое брюшко, свидетельствовавшее о беззаботной жизни пикардийца. Слуга взял большой кухонный нож и принялся точить его о круглый камень, вращая металлическую ручку. Присутствие кого бы то ни было, не ощущалось на просторной кухне, и Буаробер осторожно отворил дверь. Дордо вздрогнул.
– Ах ты, Господи, Пресвятая Дева Мария и Святой Антоний, как ты напугал меня Франсуа! Крадешься как вор!
Приор осмотрелся и никого, не обнаружив, удивленно спросил.
– С кем это ты разговариваешь?
Слуга хмыкнул и обратился к хозяину преисполненный укоризны.
– С кем же ещё как не с врагом и предателем!
Буаробер вновь озирнулся. Дордо заметив замешательство хозяина, насмешливо провозгласил.
– Вот сразу видно, что ты Франсуа не военный человек! Враг под самым носом, а ты и глазом не моргаешь!
Прелат с изумлением и жалостью оглядел упитанного насмешника.
– Ты, судя по всему, совсем с ума сошёл? Какой враг, кто предатель, что ты плетешь?
Дордо рассмеялся, как обычно, душевно и заразительно.
– Да вот же он!
И ткнул пухлым пальцем в серого гуся, заточенного в сплетенную из лозы клеть. Птица удивленно смотрела на прервавшего задушевные угрозы слуги человека, затаив искренний интерес в желтоватых кружочках глаз.
– Враг и предатель. Я спас его от мальчишек на Сент-Лоранской ярмарке, а этот негодяй изгадил прихожую и кухню, а еще опрокинул кувшин, разлив воду, перевернул корзину и расправился с находившимся в ней побегом капусты. Ну, и кто он после этого?! Он знаешь кто? Он сатана Мартен! Клянусь святым, обезглавленным Дени, Сатана!
Буаробер с неподдельной серьёзностью и вниманием выслушал слугу. И, как будто не узрев иных странностей в гневном повествовании, спросил:
– А отчего же он Мартен?
Вопрос, заставил обоих, изучающе, уставиться на гуся.
– Хм, а кто же, как не Мартен? У нас в деревне, в Пикардии, жил один Мартен, плотник, похож на этого как две капли воды. Он, правда, утоп, как раз на день Пресвятой Девы Марии с горы Кармель, но был точь-в-точь похож на этого. Весь день в реке плескаться мог, вот и утоп. Вот я подумал, что и этот, наверняка Мартен.
Обессилевший прелат тяжело вздохнув, опустился на табурет.
– Ну ладно, Мартен так Мартен, пусть остаётся. Только выпусти птицу из клетки. Ей же там тесно.
Дордо с яростью воткнул нож в ольховую столешницу, воскликнув:
– Удивляюсь я тебе Франсуа, кто бы, какую дрянь тебе в дом не приволок, всех тебе жаль, для всех найдешь доброе словцо! Так нельзя! Так не выживешь в нашем жестоком мире! Ты никчемный человечишка, только и умеешь сочинять свои памфлеты, да шататься черт знает где, да ещё по ночам.
– Ну отчего же? Меня высоко ценят некоторые весьма почтенные господа.
– Да кто, кто тебя ценит?! Назови мне хоть одного приличного человека, про которого я смог бы упомянуть без насмешки и крепкого словца?
– Ну, вот например Его Преосвященство кардинал де Ришелье, меня ценит и уважает.
Задумчиво и протяжно произнес прелат, продолжая размышлять над упреками слуги. Дордо взмахнув руками, ударил себя по толстеньким ляжкам, увалившись на дубовую лавку.
– Вот тут никуда не деться! Тут ты Франсуа угодил прямёхонько в «яблочко». Ришелье это фигура. Да и к тому же не посторонний мне человек!
Буаробер с недоумением взглянул на Дордо. Тот авторитетно прикрыв глаза, многозначительно кивнул.
– Да-да, не посторонний. Мы ведь оба молим Святого Фиакра>1 избавить нас от недуга, а это не баран начихал, общее горе. Я и кардинал, близкие люди, если угодно. Хоть он об этом и не догадывается.
Пикардиец вновь выразительно кивнул.
– Хотя и он не безгрешен. Вот посуди сам, армией не занимается, флот не строит. В жизни не видел более никчемного народа, чем голландцы, а и те имеют флот! Ну, что тут сказать. Да и церковь распустил. Далеко ходить не надо. Монахи из твоего монастыря, привезли,… когда же? Ну да, на день Святой Бернадеты, среди всего прочего, яйца. Ну да, яйца. Так это ж, Франсуа, просто смех! Смех, клянусь Гробом Господним. У нас в Пикардии не то, чтобы куры, перепелки крупнее несут. И как после этого я могу оправдать политику Ришелье? Как я тебя спрашиваю?!
