* * *
В Одесском управлении государственной безопасности Саблина принял полковник Руженко.
— От Гриднева? Александра Романовича? — обрадовался он. — Звонил он мне. Значит, опять архивы подымать будем.
— Меня интересует дело Колоскова Ефима Ильича, бывшего одесского полицая, осужденного в сорок восьмом году и амнистированного в пятьдесят третьем, — пояснил Саблин.
— Помню, — сказал полковник. — Судилось трое: Колосков, Закирян и Лобуда. Я и следствие тогда вел. Посмотрите в архиве Одесского городского суда. Я позвоню. Только Лобуду судили заочно: бежал из-под следствия. Кто-то помог. Потом мы нашли кто. Заброшенный в Измаил гитлеровский агент Хребтов. На следствии он показал, что Лобуда погиб при попытке уйти за границу: утонул якобы, переплывая Дунай в районе Килии. Мы проверяли, но точно установить его гибель не удалось. Кстати, не понимаю, почему он бежал. С гестапо связан не был, как и его сотоварищи. Ну, получил бы свою десятку и — баста, мог бы жить честно. А суд, учтя бегство и два убийства при побеге, приговорил его к высшей мере. Однако за границей что-то о нем не слышно: может быть, затаился у нас где-нибудь, как затаились некоторые. Найдем в конце концов, отыщется след Тарасов.
В архиве городского суда Саблин нашел искомое дело. Суд не установил связи подсудимых с гестапо. Ни Колосков, ни Закирян советских людей не пытали и не расстреливали. Им вменялась только служба в полиции, незаконные аресты, обыски. Даже прокурор не требовал более десяти лет заключения. «Подсудимые Е. И. Колосков и А. Г. Закирян выселили семьи Соболевых и Гринько, захватили их квартиры и все принадлежавшее им имущество, — читал Саблин в обвинительной речи прокурора Михайлика, — произвели незаконный обыск в квартирах Миронова и Кривоносова, отправили на принудительные работы в Германию всех учительниц бывшей школы-семилетки № 24 на улице Свердлова, врачей родильного дома на улице Бебеля Смирнову, Пепельную и Карасик, переплетчицу Владычину, домашних хозяек Наживину, Орлову и Клименкову…» Список незаконных арестов, обысков и высылок, учиненных подсудимыми, в одной только речи прокурора насчитывал десятки фамилий, названных свидетелями обвинения.
Саблин скопировал также показания Лобуды, данные им следователю до своего бегства.
«— Имя?
— Павло Лобуда.
— Возраст?
— Родился в восемнадцатом.
— Образование?
— Ремесленное училище.
— Специальность?
— Слесарь.
— Почему пошли работать в полицию? Разве слесари в порту не требовались?
— Полицаем работать легче.
— И выгоднее?
— Это тоже учитывалось.
— На сигуранцу работали?
— Никак нет. В гражданской полиции.
— А в гестапо?
— Тем более.
— Не лжете?
— Найдите свидетелей.
— Мертвые ничего не скажут.
— Найдите живых.
— Найдем в документах гестапо.
— Говорят, их сожгли перед тем, как смыться из города.
— А откуда вам это известно?
— Слухами тюрьма полнится».
Далее рукой следователя старшего лейтенанта Руженко было написано:
«В найденных списках тайных и явных осведомителей гестапо имя Павло Лобуды не упоминается».
* * *
Тимчука Саблин нашел быстро: он действительно работал крановщиком в порту. Пушистые седые усы его ничуть не старили.
— Двухпудовой гирей помаленьку балуюсь, — похвастался он.
Разговаривали они в «Гамбринусе», пивном баре на Дерибасовской, названном так в память купринского. Тимчук, только что закончивший смену в порту, пригласил туда москвича:
— За кружкой пива и вспоминается лучше…
Саблин не возражал: жара в Одессе держалась адская.
— Гриднев сказал мне, что в дни оккупации вы были полицаем, — начал разговор Саблин.
— Був, — сказал Тимчук и тотчас же повторил по-русски: — Чего же скрывать: был. Но только в первые дни, пока не вывел в катакомбы Александра Романыча Гриднева. Там и остался, в боевой группе Седого.
— Меня вот что интересует, — продолжал Саблин. — Вы, конечно, и на процессе полицаев присутствовали?
— На каком? Их несколько было.
— Когда Колоскова и Закиряна судили.
— Пришлось. Свидетелем вызывали.
— Но я хочу вас спросить о том, которого на суде не было. О Лобуде.
— Был такой зверюга. Знаю. В другой фельдкомендатуре служил. Незнаком, но слыхивал.
