К Лысому поехали в первую очередь, благо он жил неподалеку в одном из новых домов на улице Горького. Поехали вдвоем — Саблин и Сербин, захватив с собой один из фотоснимков Андрея Востокова — другой остался у Симонова, отправившегося на поиски Климовича. Безруков же, названный третьим в списке поименованных Сербиным лиц, как выяснилось по телефону, отдыхал где-то на черноморских курортах.
— Тоже фарцовщик? — спросил Саблин.
— Еще не завязал, до пока не попался, — пояснил Сербин. — Потихонечку наблюдаем, как и за Лысым. Кстати, не называй его так в предстоящем разговоре. Это старая его кличка, под которой он значится в телефонных книжках фарцовщиков. А зовут его Одинцов Лев Михайлович, о чем и сообщит медная дощечка на входной двери.
Дверь эту открыл им сам хозяин квартиры, может быть, и удивившийся, но сумевший сразу же скрыть удивление в радостном возгласе:
— Всегда рад вас видеть, Илья Сергеевич. Надеюсь, вы не с дурными вестями?
— А это мой коллега, капитан Саблин Юрий Александрович, — представил инспектора Сербин. — Если по костюму судить, вы не в добром здравии?
Одинцов был в черном шелковом халате, подбитом ватином и перевязанном толстым шнурком с кисточками. Высокий, худой, не старый еще, но уже постаревший человек, чисто выбритый и с короткой стрижкой. Не Обломов, а Штольц, не успевший еще переодеться с утра.
— Чем обязан? — спросил Одинцов, усадив гостей.
— Не знаком ли вам этот человек? — Сербин протянул хозяину фотоснимок, на котором Востоков был снят, когда он прохаживался по улице. — Снимок неважный, но лицо видно отчетливо.
Одинцов нагнулся над снимком, и Саблин увидел лысину у него на затылке. Небольшую, но круглую, как выбритая тонзура. Отсюда и прозвище, подумал он.
— Нет, не знаком, — отрицательно мотнул головой Одинцов, возвращая подполковнику снимок. — Никогда не встречался с ним и, надеюсь, не встречусь.
— Не убежден. Вполне возможно, что этот человек обязательно заглянет к вам. Он привез в Москву диковинку, которая, быть может, заинтересует и вас. А сейчас ею заинтересовались мы.
— Сожалею, но помочь не могу. А что это за диковинка?
— Очень редкая икона четырнадцатого века «Спас нерукотворный», — вмешался Саблин. — Не реставрированная, но краски еще сохранились.
— Рублев?
— Почти… Возможно, его учитель, Прохор из Городца.
— Значит, не просто редкость, а суперредкость. Кто-нибудь видел эту икону?
— Профессор иконописи духовной академии.
— И оценил, конечно. С такой иконой надо в Третьяковку идти. Или в Русский музей в Ленинграде.
— А она дорого стоит, эта диковинка? — спросил Саблин. Ему очень хотелось, чтобы Лысый назвал ей цену, но тот почему-то увильнул от ответа. Только заметил неопределенно:
— Тряпичные фарцовщики икон не берут. Джинсы проще продать и купить. Рыночная цена известна. Десяткой больше, десяткой меньше — ни продавец, ни покупатель спорить не будут. Не разбогатеют и не разорятся. А для икон счет особый Для коллекционеров-любителей он уже на сотни идет, а бывает, что и на тысячи, смотря какая диковинка. Только думаю, что она у вас краденая… Тогда продавец к знатоку не придет. Или рискнуть побоится, или способ найдет, чтобы ее за границу сплавить. Ну а если ваш молодчик ко мне нагрянет, я все выясню: кто и что, куда и откуда.
Когда тема исчерпана и разговор иссякает, приходится прощаться с хозяином. Так и поступили гости, ничего не выудив у хитреца Лысого. Теперь их интересовал только Симонов, поехавший на встречу с Климовичем. Встретились ли они и опознал ли Климович Востокова? Оказывается, опознал; Но Востоков не показал икону Климовичу. Рассказал, но не показал. А тот, естественно, не захотел даже приблизительно оценить «кота в мешке».
