Потом Кнут подмигнул Поддувайло, кивком головы указал на Беспризорного:
— Опять Иван стихи пишет.
Беспризорный положил карандаш на подоконник. Ответил:
— Первую строчку придумал. «Жестокое слово «засада»...»
— Верно, — согласился Кнут. — Слово такое, что кровью от него пахнет, как... Ищу культурное сравнение. Как из ствола порохом.
— Слово обыкновенное, — отозвался Иван Беспризорный. — Только очень старое. Придет время, и оно умрет.
— А разве слова умирают?
— Конечно. Только не так легко, как люди.
— А я не верю, — возразил Кнут. — Что их, чахотка поедает?
— Время хуже чахотки. Вот пример. Ямщик — мертвое слово. Потому что нет на Руси ямщиков. Последний, может, уже полвека в земле лежит.
— Значит, когда-нибудь и последняя засада будет?..
— Выходит, так.
Боря Кнут лицом посветлел, точно небо на рассвете:
— Братцы, кто знает: вдруг наша засада и есть самая последняя.
— Все может быть... Гадать не время, — ответил Беспризорный, всматриваясь в окно, и с тревогой добавил: — Лобачев вернулся.
Они услышали цокот копыт во дворе. А вот уже и Лобачев вбегает в комнату:
— Бандиты!
— Много?
— Десятка три. В километре от оврага. Двигаются в нашем направлении.
Поддувайло выпрямился. Руки ниже пояса. Пальцы в смазке.
— Лобачев, мигом прячь лошадей в конюшню. Пулемет на чердак. Занимаем круговую оборону. Кнут — север. Беспризорный — восток. Лобачев — юг. Они двигаются с запада. Я встречу их пулеметом. Раньше меня никто огонь не открывает. Подойдут близко, встречайте гранатами. К бою, товарищи! Кнут, помоги мне втащить пулемет.
Возможно, осторожность и не родная сестра победы. Но все равно они в близком родстве. И это понимают бандиты. И без нужды не рискуют.
Они сосредоточились в овраге. Вперед выслали только одного. И он не шел, а трусил мелко, как побитая собака, точно чувствовал, что всадят ему сегодня промеж костей несколько граммов свинца. И жизнь кончится, и страх тоже... Он был совсем молодой. Может, шестнадцати лет, может, семнадцати... Чей-то кулацкий сынок... И вот он двигался к дому егеря Воронина с обрезом наперевес. И конечно, очень боялся. Он не упал, а плюхнулся на землю, когда раскрылась дверь и вышла Матрена Степановна. А потом, увидев старую женщину, он сообразил, что ему, казаку, не к лицу лежать перед ней на пузе, поднялся, подтянул штаны и крикнул:
— Тетка! Хозяин дома?
— Шоб тебя, проклятый, лешак побрал вместе с моим хозяином.
Парень осмелел:
— Тетка! А ты одна?
— Отвяжись, окаянный... Нешто в мои годы полюбовников приваживать?
— Эй! — закричал парень, повернувшись лицом к оврагу, и замахал над головой рукой.
Из оврага стали выбираться бандиты — и конные, и пешие. Гурьбой, наперегонки устремились к дому, силясь опередить друг друга, чтобы разжиться жратвой.
Иван Поддувайло очень удивился этому. Он не знал, что кавалерийский эскадрон жестоко потрепал бандитов. И преследует их буквально по пятам, что полковник Козяков уже несколько часов лежит мертвый и что бандиты очень торопятся...
Очередь вышла смачной. Бандиты падали, как в кино. Извивались, корчились, раскрывали рты в крике... Здорово! Ой как здорово! Еще десяток секунд, и все будет кончено. Им же, гадам, некуда деться. Они как оглашенные бегут к оврагу. Да только не успеют. Не успеют!..
И вдруг — тишина. Нет. Внизу стонали, и кричали, и топали. Но Иван ничего не слышал. Пулемет молчал. Заело ленту. Или что-то стряслось в механизме подачи... Иван стал на корточки. Откинул крышку затвора...
Его увидели из оврага и убили.
И если бы они тотчас вновь бросились в атаку, дом пал бы.
Но бандиты не бросились. Они не знали, сколько людей засело в доме. И потому повели себя так, как вели осаждающие во все времена. Они окружили дом. И только потом поняли, что количество защитников невелико.
Но бандиты очень торопились. Они даже кричали:
— Эй, вы! Большевики! Отдайте нам три ящика патронов! И мы уйдем!..
Боря Кнут ответил на это предложение крепким словом.
Беспризорный стрелял редко. Он видел, как выглянуло солнце, как схлынули тучи, обнажив золотистые вершины гор. И подумал, что еще очень рано, наверное, часов восемь утра. Он бросил гранату, когда увидел группу бегущих на него небритых людей. И еще он бросил вторую гранату. А третью не успел... В последнюю секунду он не думал о стихах. Но лицо выстрелившего в него бородатого человека показалось Ивану похожим на веник. Такой узкой была голова, а борода, наоборот, расходилась веером.
