— Продолжайте.
— Я запомнил только это. Писем было много. Целая пачка.
— Продолжайте, — повторила она теперь уже дрогнувшим голосом.
— Почему Разумовский получил кличку Дантист?
— Ах вот что, — сказала она почти равнодушно, посмотрела в свою тарелку, взяла стебелек кинзы, вертела его между пальцами.
Каиров понимал: равнодушие дается ей нелегко, и сейчас она стремительно размышляет, что отвечать и как вести себя дальше.
— Разумовский, будучи юношей, провел несколько лет с родителями в Индии. — Виктория говорила медленно, отделяя слово от слова короткими, но подчеркнутыми паузами. Так учительница читает в школе диктант. — В Петербурге Разумовский утверждал, что один индус, бродячий лекарь, научил его удалять зубы пальцами, причем без боли и без крови. Однажды на пикнике у одного из членов нашей компании обломился зуб, и Разумовскому представилась возможность продемонстрировать свое умение. Однако он оплошал. С тех пор за ним утвердилось шутливое прозвище Дантист.
— Расскажите мне о нем подробнее.
— Нет! — Виктория вновь подняла глаза на Каирова, взгляд ее был усталым, опустошенным. — Я мало его знала. Одно время перед войной он часто приходил к нам на Фонтанку. Но Валентину это не нравилось. Он ревновал меня к Разумовскому. Он вообще был ревнивым... Какое-то время они служили вместе. Потом Разумовский бежал вместе с Врангелем... Остальное вам известно лучше, чем мне.
«Странно, — думал Каиров. — Значит, она полагает, что я бежал вместе с Врангелем. Как же я оказался здесь? С какой целью? С целью следить за Разумовским? Она считает, что нас послали сюда одни и те же люди...»
Виктория сказала:
— Вы знали моего мужа? Как он погиб?
Каиров вынул из бумажника письмо денщика Василия, передал Виктории.
«...Я поклялся на кресте, что найду его вещи. Они спрятаны в подвале гостиницы, за лестницей. Вещи в деревянном ящике с тремя сургучными печатями. Ценности громадной, даже нельзя сказать какой. Про них знал полковник Ованесов, но он мертвый уже как месяц. Знал еще Дантист. Очень опасный человек. Кратов сказал мне, что Дантист убил его и Ованесова из-за этого ящика...»
По мере того как Виктория читала письмо, лицо ее белело.
Застекленная веранда выгнулась вокруг них подковообразным фонарем. Несколько створок было распахнуто, и прохладный, пахнущий каштанами воздух врывался из сада, подталкиваемый ветром.
— Письмо не окончено, — глухо сказала Виктория.
— Дантист убил денщика Василия.
— Он убьет и вас.
— Если вы мне поможете, этого не произойдет.
Виктория закурила. Вспомнила:
— Ованесов был веселым человеком. Зачем вы сразу выложили мне, что дружили с ним?
— Хотел довести этот почетный факт до вашего сведения.
— Я так и поняла... — Она вздохнула тяжело, закрыла лицо ладонью, может, не хотела, чтобы он видел ее слезы.
Он не увидел. Когда Виктория отняла ладонь, лицо ее было сухим и суровым.
— Я помогу вам, — сказала опа. Еще четверть часа назад они были на «ты».
— Спасибо.
Она поморщилась:
— Пустое. Наша поездка предпринята с этой целью. После того как отец попросил меня показать вас, я поняла, что вам грозит опасность.
— Зачем я вашему отцу? — удивился Каиров.
— Нет. Ему вы но нужны. Об этом просил Дантист. Его интересовало, не встречал ли вас отец в девятнадцатом году, когда в гостинице стоял штаб дивизии... Помните, вы провожали меня из «Эльдорадо»? Мы поднялись на террасу. И вспыхнул свет. Я сказала: «Это я, папа. Погаси, пожалуйста, свет».
— Помню, — ответил Каиров.
— Отец тогда рассмотрел вас. Он сказал Дантисту, что никогда не встречался с вами прежде.
— Интересно. Откуда же мне грозит опасность?
— Боже! До чего же ты глупый! — Виктория с отчаянием посмотрела на Каирова: — Разумовский уверен, что тебя прислали следить за ним. Он боится тебя. Боится!
— Ему не следовало убивать завхоза.
— Это он? — испуганно спросила она. — Я так и догадывалась. Но молчала.
— Убийство завхоза осложнило проведение операции. Совершенно ясно, что ведется расследование.
— Да, ведется. Отец рассказывал. Милиция склонна верить, что убийство совершено на почве ревности.
— «Склонна верить»... Это еще не доказательство.
