Широкоплечие носильщики стремились в вагоны с такой самоотверженностью, словно встречали не случайных пассажиров, мающихся с багажом, а любимых родственников.
Чемодан Каирова был невелик и легок. Мирзо Иванович отказался от услуг молодого, на вид цыганистого, носильщика, равно как отказался и от услуг чистильщика ботинок, который почему-то преследовал его до самого турникета у выхода в город.
У вокзала росли розы. На большой клумбе. И вдоль тротуара, между кипарисами. Пахло розами, кипарисами... лошадьми. Телегами и тарантасами была запружена вся привокзальная площадь. Лишь возле аптеки, аккуратного каменного домика, на широком фасаде которого была нарисована обвивающая чашу змея, стоял длинный «роллс-ройс» светло-серого цвета. Модель примерно десятилетней давности.
Молодая женщина в бриджах, с распущенными, каштанового цвета, волосами, спадающими на спортивного покроя оранжевую куртку, и седой мужчина в строгом черном костюме (в правой руке черный баул) подошли к машине. Женщина распахнула переднюю дверцу. Мужчина поставил баул на заднее сиденье, обернулся к вокзалу, сверкнув стеклами пенсне.
— Дорогой мой, куда надо? — спросил с козел фаэтона бородатый кучер в белой лохматой шапке. — Да-а-а-став-лю как на орлиных крыльях.
— Гостиница «Эльбрус».
Кучер закатил глаза, зацокал отчаянно, словно Каиров просил отвезти его в Турцию. Потребовал рубль. Сторговались на тридцати копейках. Трамвай в Ростове стоил шесть копеек. Правда, с девяти вечера цена за проезд подскакивала до десяти копеек, а на первом номере трамвая, который ходил от вокзала до Нахичеванского депо, — даже до шестнадцати копеек, но это уже считалось загородным движением.
Когда под Каировым скрипнули пружины фаэтона, «роллс-ройс» огибал привокзальную площадь. Женщина с каштановыми волосами сидела за рулем.
— Чья это машина? — спросил Каиров.
Кучер вновь зацокал языком. Сказал:
— Балшого человека. Адвоката.
— Впереди жена его?
— Нет... Вдовец он. Дочка его... Балшая женщина.
Вопреки посулам кучера фаэтон ехал медленно. Может, потому, что выложенная камнем улица заметно взбиралась в гору, может, и потому, что кучер регулировал скорость движения в соответствии с оплатой. Во всяком случае, Каиров имел возможность спокойно дышать свежим воздухом и рассматривать этот одноэтажный городок, утопающий в зеленых садах, огороженных стенами из белого камня. Встречались здесь и двухэтажные дома, и даже трехэтажные. Но они оставались левее, ближе к центру, фаэтон же двигался в сторону окраины.
— Совэтую посэтить! — Кучер указал кнутовищем на дом, выходящий окнами на небольшую площадь, от которой вниз убегало сразу четыре улицы.
На доме висела длинная фанерная вывеска:
«ШАШЛЫЧНАЯ «ПЕРЕПУТЬЕ»
ВИНА, ХОЛОДНЫЕ КАВКАЗСКИЕ И ЕВРОПЕЙСКИЕ ЗАКУСКИ
З. И. ЛАИДЗЕ»
Недалеко, за Верхне-Осетинской слободкой, расположился кирпично-черепичный завод Максима Павловича Джанаева и единственная в городе паровая химическая красильня В. С. Пупкова.
1
Дорога от гостиницы уходила вниз вдоль мелкой горной речки, облизывающей камни, крутые и белые, покрытые местами сероватым мхом. На противоположном обрывистом берегу реки, зеленом от густых кустов ажины и кизила, виднелся двор, огороженный новым некрашеным штакетником. За забором стоял дом с разобранной крышей. На крыше сидел человек с молотком.
Из окна были видны горы. Высвеченные ранним солнцем, они дышали туманом и синевой, прохладой, глубокой, подступающей из ущелья.
Дантист опустил занавеску. Медленно прошелся по номеру из угла в угол. Сел на неубранную постель. Вынул из бумажника календарь-открытку. Перечеркнул в июне 13-е число. На оборотной стороне календаря был нарисован рабочий в фартуке и красным по белому шла надпись: «Новый 10% выигрышный заем. По облигациям займа начисляется 10% годовых».
У большого зеркала в деревянной раме, отделанной резными цветочками, Дантист освежил лицо одеколоном из пульверизатора, вытер губы платком. Потом он вышел из номера, запер за собой дверь. И пошел по коридору к лестничной площадке. Ни в коридоре, ни на лестнице ему никто не встретился.
