— Что вы, Сережа, все молчите? — спросила Татьяна. — Вам скучно?
— Мне не скучно, а грустно.
— Что так?
— Я думаю о юных героях, которые сидели здесь, как мы сейчас сидим, а потом были схвачены и замучены в тюрьме.
— Ну, если вам здесь скучно, идемте в парк.
— Не стоит — далеко. Лучше посидим здесь.
— Да что с вами сегодня? Развалины, что ли, на вас так действуют?
— Что ж, возможно... Руины всегда наводят уныние.
— Интересно было бы залезть в эту башню, — сказала вдруг Татьяна. — Может быть, там старинные вещи спрятаны. Представляете — оружие, рыцарские доспехи, манускрипты с печатями... А вдруг там скелеты на цепях сидят!
— Едва ли! — засмеялся я. — Ну, давайте посмотрим.
Мы обошли башню кругом. Я надеялся отыскать какой-нибудь вход, окно или спуск в подвал, но ничего не нашел. Дверь была уже давно заложена кирпичом, до бойниц нельзя было добраться, каменный цоколь башни был везде целехонек. Но вот с одной стороны, как раз против ворот, мы обнаружили невысоко над землей амбразуру. Она предназначалась, очевидно, для низового боя в случае штурма ворот. Плющ в этом месте так разросся, что амбразуру почти невозможно было разглядеть даже вблизи. Я попробовал взобраться и сорвался. Татьяна хохотала до упаду, глядя на мою неловкость.
— Где уж вам! — заявила она. — Придется, видно, мне самой попробовать... Подсадите меня.
Я ее подсадил. Она ухватилась за стебли плюща и, опираясь на небольшие выступы камней, с удивительной ловкостью стала карабкаться наверх. Через минуту она была уже в амбразуре.
— Здесь темно, ничего не видно, — услышал я ее голос. — Щель совсем узкая, голова не проходит, и воздух тяжелый... А! Нашла расческу... Какая забавная!
— Ну, так ищите дальше. Может быть, найдете зеркальце и пудреницу,— сострил я.
— Нет. Ничего больше нет... Ловите!
В воздухе мелькнуло что-то желтое, и в моих руках очутилась расческа. Какое удивительное совпадение! Она чрезвычайно напоминала мне ту, которую я увидел в бумажнике корреспондента Коломийцева. Такой же формы, как изогнутая рыбка, такого же цвета — золотистого, переходящего в матово-белый.
— Что вас поражает? — спросила Татьяна, заметив мое недоумение.
— Скажите, Таня, видели ли вы где-нибудь такую расческу?
— Нет, никогда не видела, нигде. А что?
— Так, совпадение... Я недавно видел такую же у одного корреспондента.
— Может быть, он ее здесь потерял?.. Впрочем, нет, не может быть: она была завернута в бумажку и лежала под камнем.
— Интересно, давно ли она здесь находится? На вид — как новенькая. А где же бумажка? Это не газета? По газете мы бы сразу догадались.
— Я ее бросила. Нет, не газета, просто страничка из тетради... Я вижу, вам нравится эта расческа, Сережа,— продолжала Татьяна, видя, с каким вниманием я рассматриваю находку. — Хорошо, я дарю ее вам! Довольны?
Я и в самом деле был доволен подарком и спрятал его в карман.
Скоро завывание сирены известило, что подошел катер. Мы сошли вниз, купили билеты и сели на корме судна.
Уже спустились сумерки, когда катер отчалил. Пристань с развевающимся флагом, ряды белых домиков под черепичными крышами, длинные каменные заборы, ограждающие сады, — все постепенно стало уменьшаться и скоро утонуло в вечерней мгле. Только черная башня долго еще маячила на светлом фоне вечернего неба. Двигатель монотонно стучал. Расходящиеся из-под кормы веером волны казались неподвижными складками на поверхности воды. В них красными бликами отражалось заходящее солнце. Мало-помалу сумерки уступили место темноте, и когда мы подходили к заводской пристани, у берегов реки уже горели красные и зеленые огни бакенов.
