— Тебе виднее… — Кузьма пожал плечами.
— С Ангирчи этот Телегин и мог сговориться, — подался к Свечину Леонид.
— Для чего?
— «Для чего, для чего»!..
— Смотри — гости! — раздался женский голос. — Я же говорила!..
Кузьма поднялся навстречу хозяйкам. В ватниках, одинакового роста, одна в юбке армейского образца, другая в джинсах, ботанички были и некрасивы к тому же. Как бы желая пресечь обычные вежливые вопросы о здравии домочадцев, Леонид сказал:
— Я — проводник. У товарища Свечина к вам дело.
— Дело? — удивилась младшая. — Вот интересно! Вы знаете, с какого времени мы в тайге? Едва не полтора месяца.
— Иди, Наташа, умойся, — негромко проговорила старшая.
Она присела на валежину у костра, закурила, глубоко и со вкусом затянулась.
Только сейчас Кузьма, хоть ему и самому себе было стыдно в этом признаться, осознал, что младшая ботаничка, в джинсах, — дочь Самсона Ивановича! И ему, Свечину, придется сказать ей о несчастье, которое случилось с ее отцом!
— Наташа, — продолжила старшая, — в зеркало на себя посмотри. Я еще у реки говорила тебе: умойся. А ты: «Потом, потом».
Выхватив из внутреннего кармана ватника зеркальце, девушка всплеснула руками и, продолжая что-то бормотать, быстро пошла вниз, к воде.
Провожая ее взглядом, Свечин про себя, отметил, что Леонид с появлением ботаничек как-то стушевался, а Наташа с самого начала подчеркнуто не замечала молодого Дзюбу.
«А ведь они из одного села…» — подумал Свечин.
— Первое время, — сказала Полина Евгеньевна, — Наташа прямо-таки не могла нарадоваться всему, что встречала в тайге. Стоило нам остановиться, она тут же шла бродить. Думала, сейчас же найдет нечто сверхинтересное. Может, даже увековечит свое имя в науке, обнаружив какой-нибудь если и не вид, то разновидность растения, неизвестного миру. Она хоть и местная, но здесь не бывала. Сюда лишь кондовые таежники добираются.
От палатки к костру направлялась Наташа, и Свечин с тоской подумал, что обе женщины заговорят его до озлобления. Кузьме при словоохотливости ботаничек не хватило бы и километра пленки, а у него осталась всего одна кассета. Подняв глаза на Протопопову, Кузьма не узнал ее. Она оказалась очень красивой: большеглазая, с высоким лбом и волной медных волос.
«Неужели расческа, губная помада и пудра способны сделать такое чудо?» — подумал Свечин и сказал несколько робко:
— Мне нужно поговорить с вами…
Полина Евгеньевна поднялась:
— Леонид, пойдем нарубим еще лапнику, пока светло.
Когда они ушли, Наташа, сразу посерьезневшая, неожиданно спросила:
— Что случилось с отцом?
— С… с Самсоном Ивановичем?
— Говорите прямо.
Не ожидавший такого поворота, Кузьма опустил взгляд:
— Мы с ним вместе шли…
— Что случилось?
— Ранен в руку… Из самострела… Но сейчас ему легче.
— Сердце — вещун… Как вас с Леонидом увидела, так и подумала: что-то стряслось с отцом. Мы с мамой всегда очень беспокоимся, когда он уходит в тайгу. Даже теперь… А ведь прошло пятнадцать лет, как его едва не убили в перестрелке браконьеры… — И встрепенулась: — Вы спрашивайте… Спрашивайте. Ведь вы по делу приехали.
Подняв глаза, Кузьма увидел непроницаемое лицо девушки, очень похожей в эту минуту на Самсона Ивановича.
«Никак не мог предполагать, что она так мужественно, совсем по-мужски примет тяжелую весть. Отцовский характер!»- подумал Свечин.
— Спрашивайте.
— Вы не будете возражать, если я запишу наш разговор на магнитофон?
— Пожалуйста.
— В первых числах вы были у Радужного?
— Мы ушли оттуда семнадцатого, утром. Находились… Собственно, переночевали.
«Так, — прикинул Свечин. — Они пришли, когда Дзюба уже был мертв». И спросил:
— По дороге вы никого не встречали?
— Нет. На реке ниже водопада много проток. Можно разминуться.
— А после?
— Тем более. Правда, завернули к Ангирчи. Потом сюда к нам приходил Телегин. Пробыл два дня. Он очень интересовался нашей работой.
— А у самого Радужного вы не приметили ничего необычного?
— Необычного?… Нет. А что считать необычным? Для меня — я впервые была там — все необычное. Водопад. Грива белой пены и радуга над ним. Розовые скалы, прекрасные и дряхлые. Удивительные. Согласитесь: все это — необычное.
