Богаевский поднял пластину над головой.
— Вот она, — он вдруг забыл, как называется эта запасная часть вагона.
— Рессорная пластина, — громким торопливым шепотом сказал начальник депо.
— Пластина, — повторил Богаевский и указал на одного из рабочих — немолодого уже, худого, бледного и, судя по выправке и глазам, очень смирного человека. — Вот ты, — он поманил рабочего пальцем. — Подойди-ка сюда.
— Да чего же я? — рабочий стал пятиться от Богаевского, пытаясь скрыться за спинами соседей. — Я-то чего же пойду?
Адъютанты подвели его к Богаевскому.
— Вот ты мне скажи, — он поднес пластину к самому носу рабочего. — Вот ты скажи: исправна ли эта деталь?
— Не знаю. Чего же я?.. Вам видней, — отвечал рабочий, испуганно крутя головой и глядя то на одного, то на другого стоявшего рядом с ним офицера, словно они должны были подсказать верный ответ.
— Ты в руки ее возьми, осмотри…
Рабочий взял пластину.
— Исправная?
— Вроде бы, — ответил рабочий. — В деле была немного.
— Вот видишь! — подхватил Богаевский. — Ты хороший рабочий, ты понимаешь. А чего же ее посчитали неисправной и сняли? Значит, зря держали в ремонте вагон?
— Так, может, она и есть неисправная? — ответил рабочий.
— То есть как? Ты же только что другое сказал!
— Может, в ней трещина внутри!
— Как же ты ее увидишь, если она внутри? — Богаевский даже всплеснул руками. — Это — саботаж!
Рабочий разжал руки. Адъютанты рванулись к нему, но пластина уже упала на чугунную плиту пола.
— Ну? — спросил он Богаевского.
— Что — ну? — удивился тот.
— Звона-то не было.
— Как не было? Разве не было звона, господа? — он обернулся к начальнику депо, но тот ничего не ответил.
— Звон был, да не тот, — уже с досадой сказал рабочий
— Но был же! Был! Тоже мне — знаток! — продолжал Богаевский. — Звон! Звон! Просто задержали вагон, сняли исправную рессору!..
Он вырвал из рук адъютанта пластину, которую тот поднял, швырнул ее на пол, чтобы еще раз показать, какой получается чудесный звон, и осекся: пластина, словно стеклянная, разбилась пополам.
Тишина длилась недолго.
— Саботажники! — голос Богаевского был пронзителен, как свист. — Специально подсунули порченую…
— Кто же подсовывал? Вы сами, ваше благородие, выбрали, взяли с верстака…
Богаевский, побледнев, шагнул к рабочему:
— Что значит — сам? Что значит — сам?..
Он вдруг понял, что попал в неловкое положение, и, не оглядываясь, быстро пошел к выходу.
Свита последовала за ним.
Выйдя из депо, он остановился, указал на ближайший вагон:
— Отремонтирован?
— Отремонтирован, — поспешно ответил начальник депо.
— Куда он пойдет?
— Не могу знать. Это в веденье начальника станции.
— Начальник станции!
Подбежал старик в железнодорожной форме.
— Куда пойдет этот вагон?
Старик молчал.
Богаевский оглянулся, отыскал среди адъютантов Варенцова, жестом подозвал его:
— Ротмистр! Если он скажет неправду, арестуйте и отправьте в Новочеркасск… Куда пойдет этот вагон? Или он будет стоять у вас вечно?
— В Новочеркасск пойдет, — ответил начальник станции.
— Отдан под мясо Леонтию Шорохову! — крикнул кто-то из толпы рабочих. — Только что и решили…
— С позволения господина управляющего транспортным отделом, — проговорил начальник станции.
— С позволения? — переспросил Богаевский. — У него уже есть позволение? Хорошо же! Доставьте мне сюда этого мясоторговца!
Варенцов оглянулся: только что решили? Значит, Шорохов еще где-то здесь. Тем лучше. Не надо за ним посылать. «Попался, — подумал Варенцов. — Теперь не уйдет. Будет знать, как на Дуську засматриваться». Он вдруг увидел Леонтия: тот протискивался через окружающую Богаевского толпу.
— Разрешите, разрешите, — повторял он, еще издали кланяясь.
Когда он остановился в двух шагах от Богаевского, тот спросил:
— Так это ты и заполучил вагон? — Он помолчал, вглядываясь в находящегося перед ним торговца: лет двадцати пяти, не более, пальто из английского тонкого сукна, шляпа, трость — смотри ты, денди какой! — Ну, рассказывай, — Богаевский похлопал ладонью по вагонной стенке. — Рассказывай, как это тебе удалось. И при всех! Чтобы все знали. И помни: донская государственность выжигает взятки каленым железом!
