– Да руки нам по-быстрому отрубить, пока мы все не сожглись, и – в регкамеру, на восстановление. А камень долбай, сколько влезет.
– Это Белое Место, Степа, – напомнил ему сакс. – Ты сам давеча спеца мордой по столу возил – тут ничего гарантировать нельзя. А ну как рванет?
– Вот, – Донкат с кряхтением начал ухватывать камень вновь – перерыв закончился. – Вот именно поэтому и я, и ты бредем тут с этим кирпичом на шее и ждем, когда хоть какой-нибудь указатель появится. Нет у нас там шансов. Да и не хочу я ставить Соловья перед выбором: наша жизнь против теоретической безопасности Пепла.
Он вдруг расхохотался, чуть не выронив камень.
– Тем более, что я знаю, что он выберет.
Гулкий хохот присоединившегося Декстера спугнул любопытные клубы тумана, подобравшиеся слишком близко.
– Шойс, я один это вижу, или все-таки мы дошли? – Степина надежда вспыхнула мгновенно.
– Если у тебя и галлюцинации, – пропыхтел сакс, – то это очень качественные галлюцинации, потому что я тоже их вижу.
Степа счастливо кивнул. Значит – всё. Путь заканчивался. Тот самый, кажущийся бесконечным, однообразный, выматывающий душу и убивающий сознание Путь. И этот гребаный булыжник, с сидящим внутри Таиксаной тоже прибыл в пункт назначения, где от него можно будет избавиться. И плевать, даже если это убьет их обоих. Еще столько же времени таскать этот кошмар он не сможет. Как этот античный герой каждый день втаскивал на гору свой камень, назначенный ему богами? Ну, этот, как его…? А не вспомнить. Но сейчас Степа его понимал. И даже не «понимал», а практически находился на его месте. Разве что булыжник нужно было тащить не в гору, а по прямой, и не одному, а в компании с Декстером. Хотя, это еще надо посмотреть, что больше сочтется за наказание.
– Шойс, я не верю, – Донкат расплылся в улыбке. – Мы дошли.
И они действительно дошли. Потому что если упирающийся в величественную арку и пропадавший сразу за ней Путь, не является конечной точкой их путешествия, то Донкату с Декстером остается только молча сдохнуть, потому что больше в этом тумане им идти некуда.
Сколько они бродили по странной дороге, они уже и сами не могли сказать. Час, день, год, век? Для них все слилось в единую монотонную ленту, которая вела их куда-то вдаль, не позволяя просто лечь и плюнуть на все. Бесконечное движение вперед, нескончаемые шаги, которые надо соразмерять с напарником. Реально, проще сдохнуть.
Но что-то все равно держало. То ли природное упрямство, то ли желание жить, то ли оставленные где-то миллион лет назад женщины, а, может, просто-напросто неведомая сила, скрытая в проклятом камне? Сейчас это было не важно.
Они дошли.
– Дошли, Шойс, – Степа чуть ли не бегом рванул в гостеприимный вход в арку, в котором терялся их многопроклятый Путь.
Последние шаги. Последние метры пытки этой дорогой (чтобы Степа…, еще хоть один раз…, за пределы Изюбра…, да ни в жизнь). Есть. Донкат с Декстером влетели в арку, прошли ее насквозь и выскочили с другой стороны…, чтобы понять, что их обманули.
Путь и вправду кончался здесь, с другой стороны арки его не было. Но главная задница заключалась в том, что с другой стороны арки не было вообще ничего, кроме неровных кочек, поросших карликовым кустарником, и неизменных клубов тумана, сейчас как будто в недоумении отпрянувших от появившихся из арки друзей. Пустышка. Ноль. Бессмыслица.
– И чего? – Степа отказывался принимать такой результат.
Он потряс руками, как будто хотел стрясти с них опостылевший жертвенник. Не-а, тот и не думал отлепляться. Степа в отчаянии посмотрел на Декстера. Тот стоял с отрешенным видом, глядя назад. Степа посмотрел в ту же сторону … и ему захотелось точно так же встать, замереть, и больше никуда не идти. Потому что арки тоже больше не было. На ее месте бугрилась какая-то землянка на склоне холма, из которой не вело ни одной дороги. Ни единой. Путь тоже исчез.
– И что это может означать? – задумчиво проговорил Декстер. В его голосе не было ничего, кроме обреченного спокойствия.
– Хрен его знает, – честно признался Степа. – Но я так думаю…
Он взял паузу и осмотрелся. А ведь что-то ему этот пейзаж напоминает. Не вспомнить, что именно, но знакомый он, что аж до боли.
