— Лев Львович, туман, ничего не видно, — объясняя проблему, которая лежала на поверхности, заявил шеф–повар. — Нужно переждать.
— Сколько осталось до намеченного пункта? — спросил политтехнолог.
— Километров двести. — Шеф–повар посмотрел карту. — Где–то так…
— Хорошо переждём, а заодно и позавтракаем.
— Лаура, давай приготовим что–нибудь вкусненькое, — Дирижёр смачно чмокнул. — Салат из морепродуктов или…
— Бутерброды и чёрное кофе. — Подхватила Лаура. — Чтобы разбавить этот сливочный рассвет.
— Нам, пожалуйста, бутерброды с салями. — Попросили девушки с веслом. — И зелёный чай.
— Девочки, вы же не в ресторане. — У шеф–повара потекли слюнки, правда, никто этого не заметил. — У нас же ограниченное меню.
Политтехнолог, преследуя конечную цель — остаться наедине с собой (без свидетелей) — выскочил из автобуса. А фольклористы продолжали наполнять салон вкусными словосочетаниями, будто специально подстёгивали друг другу аппетит. Вход пошла любимая всеми итальянская кухня с разнообразием пасты: от пасты с грибами до букатини с каракатицей. Шеф–повар, безусловно знавший толк в кулинарии, убеждал с пеной у рта, что отведав корзетти с цикориевым соусом песто и дополнив, если останется место, тальолини с тартаром из лангустинов, можно разом проглотить язык. Язык ведь без костей. Девушки с веслом, как всегда высказали шеф–повару пренебрежительное фи, потому что. Во–первых, они неплохо знали французский язык. Французы для них были лучшие в мире любовники. Во–вторых, со словарём читали по–немецки. Правда, немцы немного грубоваты, но хорошо откликаются на ласки. Поэтому проглотить (умять, уплести, уписать) язык, значит потерять всё. Извилины прокручивали одну и ту же мысль: кончить ублажать иностранцев, потерять иностранцев, лишиться удовольствия и денег. Лишиться, лишиться, лишиться…
— Ты чего нам предлагаешь?! — возмутились девушки с веслом. — Дурак.
— Кто дурак, я, вашу мать?! — шеф–повар, естественно, встал во враждебную позу. — Сами вы…Прошмандо–о–о…
— Ну, ну договаривай!
— Брэк! — на всякий случай произнёс дирижёр.
— А–а–а, — махнула рукой Лаура. — Всё равно не подерутся. Не те весовые категории.
— Друзья, давайте завтракать. — Дирижёр дружелюбно улыбнулся. — Нам ещё ехать, ехать и ехать.
— Да ну его, жлоб! — Девушки с веслом отвернулись. — Всегда испортит настроение. Лезет наперёд со своим меню.
— И так. — Предложила Лаура. — Кто будет бутерброд с сыром.
— Я!!!
Политтехнолог уже несколько минут, используя зеркальную звезду Давида, разговаривал с командором. Слышимость была идеальной, словно собеседник находился в шаговой доступности, а вот изображение, как не крути, приобрело уменьшительную форму (политтехнолог видел только рот) и получить полную картинку лица, хотя политтехнолог с усердием жал кнопку «увеличить», не получалось. Причём, при каждом нажатии органы ходили по кругу: то всплывало ухо, то возникал моргающий глаз, то появлялись крылья носа.
— Командор, я тебя слышу, но не вижу. — У политтехнолога вспотели руки.
— Зато я тебя хорошо вижу, — сказал командор и показал собеседнику язык. — Так говоришь: уже записал первые голоса.
— Да. Создал хор и записал голоса. — Политтехнолог продолжал нажимать кнопку, словно хотел увидеть особенный орган.
— Продолжай в том же духе, — сказал командор и показал собеседнику зубы. — Всё, будь здоров. Звони мне завтра вечером.
— Подожди. — Опомнился политтехнолог. — Я подозреваю шеф–повара, по–моему, это он стучит.
— Чтобы определить точно, нужно проверить каждого. — Командор на миг появился с полным лицом, и политтехнологу показалось, что на правом глазу у него фингал. — Ясно?
— Да. Я даже знаю как.
— Тогда действуй.
Политтехнолог прервал разговор и, справляясь с густотой тумана, который от ветра в нескольких местах сделался прозрачным словно сыр, вернулся к автобусу.
— Ну, чем побалуете? — спросил политтехнолог.
— Бутерброды с сыром и молоко, — ответила Лаура.
— Я не пью молоко. — Политтехнолог состроил кислую гримасу. — Александр Сергеевич, налей–ка мне сто грамм анисовой.
— Мы тоже будем. — Девушки с веслом даже подняли руки.
