— Что за музыку вы включили?! — недовольно буркнул дирижёр. — Русский фольклорист должен слушать всякую хрень. Выключите!
— Ну Саша! — Лаура кокетливо улыбнулась. — Пусть играет.
— Кстати, почему именно эта музыка? — спросил политтехнолог. — Если я не ошибаюсь это новоорлеанский джаз. Чувствуется теплый бриз с Миссисипи.
— Меня вежливо попросили. — На слове «попросили» кузнец сделал ударение.
— Ну вот, опять начинает «ваньку валять», — шеф–повар махнул ещё одну рюмку и смачно крякнул.
— Кто если не секрет? — спросил дирижёр.
— Поющие бабули…
— Бабули?! — политтехнолог удивился. — Они действительно умеют петь?!
Кузнец замолчал, давая понять, что, возможно, сказал лишнего. Он артистично развёл руки и кивнул в сторону соседней комнаты, причём от предчувствия беды лицо его отделалось легким испугом и снова смотрело по–доброму. Гости, как бывают в таких случаях, поверили в теорию очередного заговора, а все последствия рукоприкладства, естественно, не имеет к ним ни малейшего отношения. Поэтому они решили, не глядя на простодушного хозяина, действовать на опережение.
— Я загляну в эту комнату… — эти словами шеф–повар словно призывал коллег к поступку. — Ну, вашу мать!
— Лаура закрой входную дверь! — велел политтехнолог.
— Я на всякий случай его обыщу! — дирижёр взвизгнул и кинулся к кузнецу.
«Бей его!» — хотели крикнуть девушки с веслом, но не успели.
Из соседней комнаты с подносом в руках вышла бабушка. Примерно вот так неожиданно выходит в спектакле официант, и зрители слышат коронную фразу «кушать подано». Судя по эмоциям гостей, сыграно было замечательно. Оставалось всем встать и поднять руки, потому что на подносе лежал кольт.
— Вы чего распоряжаетесь в чужом доме?! — возгласили другие бабушки, которые вышли следом. Кстати, одна из них взяла кольт и покрутила барабан.
При виде бабушек кузнец закрыл ладонями лицо.
— Этот кузнец напустил туману, ну, мы и… — оправдывался дирижёр. — Толком ничего не может объяснить. Мямля.
— Вы кто такие? — спросила одна из бабушек. — Чего так вырядились?
— Мы фольклористы! — воскликнул шеф–повар. — Приехали к вам пропагандировать русскую песню.
— Да подожди ты! — осадил его политтехнолог. — Наша задача создать коллектив, кстати, из бабушек, которые будут петь русские песни. Поэтому я хочу вам предложить…
— Руку и сердце. — Бабушка с подносом хихикнула.
— Пока только руку, — сказал политтехнолог и, протянув руку, помог бабушке сесть. — Присаживайтесь…
Садитесь на наши места, предложил дирижёр. Девушки с веслом неохотно встали. Шеф–повар продолжал закусывать.
— Агриппина, ты будешь петь русские народные? — спросила одна бабушка другую.
— Нет…
— Ну а ты, Пелагея?
— И я нет…
— Дарья?
— Нет. Нет. И ещё раз нет!
— Зачем же так категорично, — сказал политтехнолог. — Всегда можно договориться.
— Видите ли, молодой человек.
— Лев Львович.
— Видите ли, Лев Львович, из всего многообразия музыки мы предпочитаем джаз. Это очень сложно. Потом мы не поём под «фанеру», а русская песня требует максимальной душевной концентрации.
— Так мы готовы раскошелиться. — Шеф–повар как всегда спешил. — А чего тянуть кота за хвост.
— Нас интересуют только наличные! — практически хором воскликнули бабушки.
— Будут наличные, — успокоил политтехнолог.
— Давайте, только без дураков. Мы надеемся, что сумма будет адекватной. — Судя по всему, бабушки умели торговаться.
— Ну–у–у. — Политтехнолог посмотрел на дирижёра. — За каждое выступление…
— Пять тысяч. — Подхватил дирижёр.
Бабушки недовольно переглянулись.
— Каждой по пять тысяч. — Уточнил политтехнолог.
— Каждый по пять, но долларами по курсу. — Подчеркнула одна из бабушек. — Иначе мы…
— Хорошо, — согласился политтехнолог и, как всегда в таких случаях, добавил: — Александр Сергеевич, наливай.
Дверь отварилась, и в помещение ввалился молодой человек в прозрачном дождевике. Осмотрев окружающих, он явно хотел что–то возразить, но, к сожалению, не смог, потому что находился в сильном подпитии. В таком состоянии слова редко сами слетают с языка и их приходиться выталкивать силой. Но у вновь прибывшего человека, по все видимости, сил просто не осталось. Всё, на что его хватило — это глупо улыбнуться и близко плюхнуться к спящему медведю, у которого один глаз был хитро приоткрыт.
