Виктор выключил защитный костюм, сунул подаренный Кэтом маленький дез под скафандр, в нагрудный карман куртки, а большой взял под мышку. Подцепив носком тело чужака, перевернул его на спину, всмотрелся в крупное, жесткое лицо.
— Скажи-ка, этот урод был тут один? Скотина, сколько людей перегубил! Зачем?
Киано отвел глаза. Ну, зачем человек заставляет Охотника говорить? Не будет Тей ему отвечать, нечего трепать языком, к тому же пора возвращаться к Джеллане. Странное дело: оружие, которое чужак называл лучевиком и которое едва не убило Охотника, вместе с тем придало ему сил, и теперь Тей может уйти к сестре. Жаль, что человеку не дано переходить с места на место, Тей увел бы его с собой.
Он пролез в дыру в переборке и вернулся в каюту, где сохла его безрукавка и лежали вещи. Оделся, бросил в рот зерно ларриканаты и тщательно разжевал, повесил на шею медальон. Любопытный человек посчитал, что на портрете мать Тея, хотя на самом деле это его бабка. Она еще помнила Дом, прожила там всю свою молодость. А мать родилась уже после пришествия Белой Смерти, в чужих местах. Теперь у киано нет Дома. Они вынуждены скитаться, кочевать по всему свету. Киано убегают все дальше и дальше от людей, потому что люди не знают меры в своих желаниях, они используют киано и губят, а ведь с каждым годом их племя и так уменьшается. Настоящих Охотников почти не осталось. Вновь рождающиеся дети поражены Белой Смертью и не могут многого из того, что должен уметь Охотник. Мир киано погиб, а вслед за ним погибнут и сами киано.
Он обернулся, когда в каюту вошел Виктор.
— Я засунул этого гада подальше и закрыл. По-моему, пора посмотреть новости, как ты считаешь?
Тей бросил на Виктора суровый взгляд: человеку развлекаться, а Охотника ждет сестра.
— Джеллана, — сказал он, чтобы как-то объяснить свой уход.
И пропал.
— …Э, бросьте, генерал, не стоит так переживать, ей-богу. — Доктор Генрих с удовольствием разглядывал на свет бокал, полный густо-красного, похожего на кровь, вина. Ужасающие громы и молнии, которые метал собеседник — высокий, когда-то красивый старик с выцветшими голубыми глазами, — его нисколько не трогали. — В конце концов, ведь трупа Делано еще никто не видел.
— Не видел?! И не увидит! Где теперь ваш Делано? — выкрикивал взбешенный генерал, перебегая из угла в угол. Гостиная была уставлена слишком редкими и дорогими вещами, иначе он непременно начал бы швырять их об пол и о стены. — Семь лет! Семь лет я жду, пою, кормлю бездельников-опекунов! И вот! Где теперь Делано, я вас спрашиваю?
— Думаю, в космосе, — невозмутимо ответил доктор и пригубил вино. Маленького роста, но очень пропорционально сложенный, он непринужденно сидел в казавшемся громоздким, как в доме у великана, кресле и откровенно наслаждался предложенным угощением. — Если он перешел на борт «Десперадо», то, скорее всего, там и остался. Лично я бы не стал слишком за него волноваться: этот шельмец так просто не погибнет; хитрая бестия, в пару Морейре. А уж то, что вы семь лет ждете — это, прошу прощения, ваш личный выбор. Хотите посмотреть, как Атахо или Сегал сделают первый шаг и что у них получится. Ваше право…
— Почему это хитрый? — перебил генерал, внезапно осознавший эти слова. — Делано бестолковый дурак, марионетка. Он должен быть бестолковым. Вы мне .обещали! — Он обвиняющим жестом наставил на Генриха длинный палец. — Почему?
Доктор повел плечами.
— Сдается мне — это мое личное мнение, заметьте, и я не настаиваю — но сдается, что Морейра втихую нарушал наш уговор и не очень-то усердствовал, подавляя его сознание.
— Что-о?! — взревел генерал.
— Не усердствовал, говорю. Такой уж он человек, понимаете? Со своим мнением о том, что должно делать и чего не должно. Не хотелось ему, он и не делал, особенно после той неприятности с женой Делано. И я голову даю на отсечение, что он и не подумал этим заниматься, вырвавшись на Изольду, так что наш Делано должен сейчас соображать как следует. — Доктор примолк и с интересом поглядел на генерала, выкрикнувшего серию слов, из которых ни одно не являлось печатным. — Да-да, все так и было. Однако же вы сами разрешили им покинуть Франческу… Ах, оставьте. Вы — заказчик, а я всего-навсего врач, скромный врач в скромной клинике, вы мне и платите, как врачу. Почему я должен заботиться обо всем на свете? Если Морейра заморочил вам голову, что, дескать, психическое состояние Делано внушает опасения и ему нужна смена обстановки — так он с вами разговаривал, а моего мнения вы даже не спросили. А я бы вам сказал, что для того, чтобы оправиться от потрясения после истории с женой, — Генрих заговорил мерным голосом, раздельно, подчеркивая каждое слово движением руки, — Делано не нужно было покидать Франческу, Морейра мог просто-напросто перевезти его, например, с побережья в горы. Зачем вы их отпустили? Ну, зачем? — Круживший по гостиной генерал буркнул что-то невнятное. — Сами не знаете. А хотите, я вам скажу, зачем это понадобилось Морейре? Он что-то почуял и решил, что на Изольде Делано будет безопаснее. Да не знаю я, как он почуял, не знаю! Это вы вели с ним беседы в последнее время, вы сами, без меня — так на кого теперь пенять-то? Откуда мне знать, в чем вы могли проговориться? А Морейра хитер, он умеет смотреть и слушать. Деваться ему некуда, денежки ваши нужны позарез, но и Делано ему не безразличен — вот он и пытается сидеть на двух стульях сразу.
