— С-собака, — зло прошипел он, а в непроглядной мгле вдруг поплыли сцепленные между собой красные круглые звенья, в голове зашумело, кожу принялись покалывать юркие иголочки, и он чуть не застонал от бессильной ярости. Разбойник, сволочь, что же ты делаешь?! Нагнувшись, Виктор сделал шаг вперед, нащупал нижний край стенки, где раньше был пульт управления. Пробрался в дыру. Зачем? — еще успел он подумать. Куда тебя понесло? Несколько метров ничего не изменят… И рухнул вниз.
Кажется, живой, соображал он, лежа на холодных металлических плитах и даже не пытаясь шевельнуться — так было больно. Пока живой. Бедный скафандр: он и без того еле тянет, с излучением не справляется, а ты хочешь, чтоб он еще и удар смягчил. Ну, зачем полез из корабля? Вечно сам себе неприятностей ищешь, хочешь доказать, что не боишься. Умер бы в рубке, было б легче. Пират в конце концов выплюнет «Аннабел Ли», там бы тебя и нашли целенького, хоть бы похоронили путем, с цветами и надгробным словом. У Виктора дрогнули губы, что означало усмешку.
Плясавшие по всему телу иголочки как-то вдруг угомонились, и голова хоть гудела, но от удара, а не от боевого излучения. Отлично; может, и дез сработает? Знать бы только, куда стрелять. Ни черта ж не видно. Повеселев, он осторожно повел головой, высматривая хоть малейший лучик света, ничего, разумеется, не увидел и уж хотел было передохнуть, как вдруг справа открылся неровный, странных очертаний проем, в котором ровным светом горели яркие звезды. Виктор завороженно смотрел, как проем шевелится, суживаясь и одновременно растягиваясь в длину, затем звезды высыпали по всему периметру огромного четырехугольника, потом мелькнул освещенный — уже солнцем — корпус осиротевшей, выброшенной за борт «Аннабел Ли», и тут же все исчезло, и вновь наступила кромешная тьма.
Виктор начинал что-то понимать. Он в причальном отсеке «Десперадо», куда затянуло крошку «Аннабел», а эти манипуляции — открывался и закрывался люк-слип могучего пирата.
Ему стало горько. Что же теперь со мной? Можно, конечно, сделать наудачу выстрел-другой, но если пират опять врубит свои излучатели, мне конец. А что еще делать? Лежать тут в темноте, пока не умру? Зачем? А, пропади оно все пропадом! К чертовой матери, не хочу! НЕ ХОЧУ! Мгновенно вспыхнувшая неистовая, неукротимая ярость подняла его на ноги — та самая ярость, что сметала поставленные докторами барьеры и позволяла бунтовать и наперекор всему кидаться на врага, кем бы он ни был. Сейчас врагом был огромный и безжалостный корабль-убийца, и его надо было уничтожить. Любой ценой.
На худой конец хотя бы навредить, сколько можно.
Вытянув руку, Виктор дважды разрядил дезинтегратор в пол, и у него занялось дыхание: из пробитого наклонного туннеля в глаза ударил свет. Не успев даже толком сообразить, что делает, он кинулся туда и нырнул, как в воду, вытянув руки над головой. Боевые пиратские излучатели почему-то не включились, скафандр работал как положено, и лишь поэтому Виктор не свернул себе шею, выкатившись этажом ниже и рухнув с высоты двух с лишним метров.
Однако живот пронзило страшной болью, полумертвый Виктор лежал на полу и не стонал только из самолюбия. Уж наверное за ним наблюдают — если, конечно, есть, кому. Все-таки тридцать шансов из ста за то, что на борту живого экипажа нет.
Он приоткрыл глаза; свет резанул ножом. Он полежал и снова попробовал взглянуть на мир. На сей раз это удалось, хотя он ничего и не увидел, кроме стены ржавого цвета у самого своего лица. Он пошевелился, вскрикнул от боли, но все-таки сумел повернуть голову. Итак, что у нас тут хорошего? Длинный-предлинный коридор, рыжий и залитый ярким светом. И много-много закрытых дверей. Пожалуй, если здесь есть экипаж, они похожи на людей. Хоть бы их не было. Господи, взмолился Виктор, сделай так, чтобы никого не было — они ж меня убьют. Пожалуйста, не дай им меня убить, дай добраться до рубки управления, а уж там-то я разнесу все и вся. Господи, ну ты же со мной заодно!
Он сокрушенно вздохнул. Эх, ты: пока все хорошо, поминаешь больше черта, а чуть не заладилось — сразу взываешь к Богу.
