— Но нас-то он не тронет, — проговорил Виктор. — Мы же на Земле.
Ларкин громко и выразительно вздохнул, словно большой компрессор.
— А почта придет согласно расписанию, — сказал он, всем корпусом поворачиваясь к Кэту Морейре.
Кэт сидел, ни на кого не глядя, хмурый и замкнутый.
— Буксир уже выбросили, — добавил Шелтон. — Только наш разбойничек плевать хотел, даже с места не тронулся. Буксир мимо просвистел да и учесал, еле вернули, а он не заинтересовался ни вот столько.
Все правильно — поначалу «Десперадо» проглатывал управляемые автоматикой корабли и, сытый, убирался восвояси, но уже месяца два как перестал на них покушаться.
— Разбирается же, собака, где пустой корабль, а где с экипажем, — заметил Виктор.
Луис молча подошел к окну, поглядел в зеленоватое закатное небо.
— Почтовика ждет.
— У нас есть корабль, — сказал он. — И есть пилот. Так что даже если Кэттан отказывается… Ты отказываешься?
Кэт вскинул голову, и его мягкие, бархатные глаза неожиданно стали враждебными.
— Да, отказываюсь. Я выслушал твои доводы и считаю, что это вздор.
У Виктора в животе зародился неприятный холодок. Профессиональных пилотов на Изольде нет, и единственный человек, способный хотя бы вывести звездолет на орбиту — он сам, Виктор Делано, двадцати четырех лет, научившийся пилотированию на Франческе, когда они с Наташей одно время баловались на тренажерах. Но… Но он же не сможет этого сделать.
— Ладно. Ты справишься и один, — повернулся к нему Ларкин. — Взлетишь, пристроишься к «Десперадо» и начнешь перед ним выделываться, пока он не клюнет. Хотим мы того или нет, надо освободить путь почтовику, нотабене. Разбойник сожрет одного и уберется… — Ларкин замолчал, перехватив тревожный взгляд, который бросил Виктор на Кэта.
Тот поднялся, пересек комнату и встал рядом с другом — изящный, тонколицый, с большими, кофейного цвета глазами, похожий на актера, надевшего полицейский мундир на время съемок. На Франческе он работал экспертом в криминалистической лаборатории. Кэт с Виктором составляли колоритную пару. Виктор Делано был отчаянно, сумасшедше красив, но Ларкин мог бы поклясться, что красота эта ему не в радость: он стесняется своего лица. Не нравятся ему ни ярко-синие глаза, ни черные брови, ни пепельные кудри; единственный неоспоримый плюс — не приходится каждый день бриться. То есть вообще не приходится, что при извечной мужской лени немало значит. Не повезло парню: когда он, обгорелый, полумертвый, лежал в клинике, никто и не спросил, какое лицо он бы себе выбрал, и врач делал пластические операции по собственному разумению. Во всяком случае, так объяснил сам Виктор, когда Ларкин задал ему прямой вопрос.
Кэт прислонился к стене и с полминуты молчал.
— Ты думаешь менять одного на одного — допустим, — наконец заговорил он. — Но, Эд, здесь другая арифметика.
— Это какая же?
Кэт не отвечал, глядя на шефа исподлобья.
— Ну, говори, нотабене. Я готов тебя выслушать, время еще есть.
— Нет никакой другой арифметики, — вырвалось у Виктора.
— Просто…
— Молчи! — обрезал Кэт. — Помолчи пока.
Ларкин посмотрел на них с интересом.
— Кэттан…
— В действительности ты будешь менять одного на троих. Одного почтовика на троих.
Луис Шелтон удивленно поднял брови, Ларкин же медленно откинулся назад и оперся ладонями о стол.
— Что-то я тебя, Кэттан, не пойму. Виктор, может, хоть ты мне растолкуешь?
— Молчи, — властно повторил Кэт, положив ладонь другу на плечо. — Эд, оставь парня в покое. Поверь мне на слово, это однозначно: один к трем.
Да какого черта? — с тоской подумал Виктор. Зачем он дурит шефу голову, мелет какую-то чушь, когда это так просто? Объяснил бы сразу, и дело с концом — даже если я умру от стыда.
Ларкин глянул на часы, затем, очень пристально, на Кэта.
— Если тебе нечего больше сказать, то я, с твоего позволения, поговорю с Делано. И не затыкай ему рот, будь любезен, иначе окажешься за дверью.
Кэт промолчал, а шеф полиции отлепился от стола и подошел к ним вплотную.
— Виктор, я не собираюсь делать из тебя героя, это всего-навсего твой долг: нужно убрать отсюда «Десперадо», пусть даже ценой человеческой жизни. Мы с тобой служим в полиции, и наша работа — обеспечить почтовику свободный путь.