С этими словами, сказанными нежным тоном, Жан Бонзон обнял свою супругу и на какое-то мгновение прижался щекой к ее щеке.
— Я всегда хотел, чтобы ты была счастлива, моя сладкая! — прошептал он. — Но очень печально, что это произошло ценой огромного горя наших соседей.
И, прежде чем выпрямиться, он страстно поцеловал Албани в губы. Под напускной грубостью горца скрывались большое сердце и прекрасная душа, чистая, как родниковая вода.
Когда Анжелина вернулась, ее тетушка сидела, не шевелясь, а дядюшка вновь лег спать. Анжелина поставила саквояж на пол и присела около огня. Она была мертвенно-бледной, изможденной.
— Мне очень жаль, что я не могла помочь тебе и Иву, — тихо сказала Албани.
— Что мы будем делать с ребенком? Завтра я попрошу дядюшку и Луиджи принести колыбельку, которую Коралия одолжила у одной из своих сестер. Как он?
— Он очень спокойный. Правда, он немного поплакал, но я убаюкала его. Не знаю, где он будет спать этой ночью.
— В тепле, в вашей супружеской кровати.
— Твой дядюшка проснулся и видел его, — прошептала Албани. — Он хочет, чтобы мы взяли его к себе.
— Тетушка, я знаю, ты будешь счастлива воспитывать маленького мальчика. Но не привязывайся к нему. Ив Жаке может снова жениться и забрать сына.
— Там будет видно, — сказала Албани. — Но я очень удивлюсь, если Ив снова женится. Он очень любил свою жену. Господи, бедная Коралия! Я всем сердцем молюсь за нее. Знаешь, я даже с ней говорю! Я обещаю ей заботиться о малыше. А тебе, племянница, тебе надо поспать. Ты плохо выглядишь. Возьми подсвечник. Свеча еще погорит. Твоя сумка наверху, ее забрал твой жених.
— Да, ты права, я падаю от усталости.
У Анжелины не хватило сил излить тетушке всю свою печаль. Она встала, чувствуя себя совершенно разбитой. Голова у нее гудела. Каждая ступенька давалась Анжелине с трудом, настолько она была обескуражена этой жуткой трагедией, тем, что считала своим поражением.
Оказавшись в своей комнате, она разделась догола и, заметив таз и кувшин, стоявшие на столе, привела себя в порядок. Сначала она умыла лицо и шею, затем грудь.
Наконец очередь дошла до ног. Холодная вода придала ей сил.
«Почему умерла Коралия? — спрашивала она себя. Загадочная смерть молодой женщины не давала ей покоя. — Я напишу Филиппу, подробно опишу роды. Возможно, он найдет объяснение».
Роясь в сумке в поисках ночной рубашки, Анжелина заметила блеск черных глаз. Луиджи не пошел на чердак, а лег на кровать Анжелины.
— Только не задувай свечу, — прошептал он.
— О нет! Ты смотрел на меня?
— Прости, я думал, что ты меня сразу заметишь, но ты даже не посмотрела в сторону кровати. Это было такое очаровательное зрелище, что я не решался остановить тебя.
Смущенная, Анжелина прикрылась ночной рубашкой, которую не успела надеть.
— Ты преувеличиваешь, Луиджи. Ты мог бы окликнуть меня, кашлянуть, что ли…
Анжелина не знала, что добавить, и расплакалась. Луиджи протянул руку.
— Иди ко мне, любимая.
Почти на ощупь Анжелина дошла до кровати и легла, сотрясаемая рыданиями. Луиджи прижал ее к себе, догадавшись, что роды оказались для матери смертельными.
— Коралия умерла, — подтвердила Анжелина. — Я не смогла ее спасти. А ведь мне удалось остановить кровотечение! Она потеряла много крови, но умерла не из-за этого. Ей не хватало воздуха. Она задыхалась, глядя на меня глазами, полными непонимания и печали.
— Ты впервые потеряла свою пациентку? — ласково спросил Луиджи.
— Да. Правда, в Тулузе и Тарбе пациентки умирали от потери крови или вследствие послеродовой горячки, но не в дни моих дежурств. Я не понимаю, что произошло. Все случилось так быстро, и это было так жестоко! Почему Господь допускает такую несправедливость? Коралии было тридцать лет. Она даже не успела попрощаться с мужем и сыном. Мы молились, мы взывали к божественному милосердию, но напрасно. Помогая Иву Жаке одевать его супругу, я думала о Розетте. Наверно, я правильно поступила, избавив ее от плода. Ты понимаешь? Розетта, которую мы так любим, умная и необыкновенно добрая девушка, могла бы тоже умереть при родах, поскольку отец, пьяница, человек без стыда и совести, изнасиловал ее! Мне кажется, что Церковь более снисходительно относится к таким мужчинам, чем к их жертвам.
