— Я понимаю тебя, Розетта. Но ты должна мне доверять. Мне очень жаль, что я вынуждена говорить тебе об этом, но ты должна это знать. Жандармы нашли твою сестру на следующий день после твоего посещения. Было произведено вскрытие. Затем Валентину похоронили в общей могиле. По словам судебного медика, Валентина умерла вследствие аборта, который сама себе сделала. Это очень опасно. Даже самая опытная матрона может совершить непоправимую ошибку, согласившись сделать эту противоестественную операцию. Разумеется, злые языки развязались. Этой зимой работники социальной службы забрали твоих братьев, а отец пропивал деньги, которые ты посылала Валентине. Его уволили. Одна женщина утверждает, что видела его несколько дней назад. Судя по всему, он бросил твою сестру на произвол судьбы.
Розетта успокоилась, поняв, что Анжелина не собиралась подвергать сомнению ее версию. Она притворилась удивленной и сказала:
— Конечно, малышам так будет лучше. По крайней мере они будут ходить чистыми и есть досыта.
— Боже мой! Этот мужчина, породивший вас, не имеет права называться отцом! — возмущалась Анжелина. — Это из-за него Валентина решила избавиться от плода. Он продолжал насиловать ее. Я так и вижу его в той хижине, куда ты меня привела, около железной дороги. Шел снег. А ты была такой худой! И испуганной, ведь ты боялась потерять рожавшую сестру. Я приняла у нее маленькую девочку. Она родилась мертвой, и мать почувствовала облегчение. Господи, я быстро все поняла!
— Да, отец, да ему плевать было, что она постоянно беременела. Он убил ее, мою Валентину. Это он убил ее!
Розетта стиснула губы, сжала кулаки. Ее лицо так исказилось от ненависти, что Анжелина испугалась.
— Надеюсь, что он скоро сдохнет! — процедила Розетта сквозь зубы.
— Главное, надо сделать так, чтобы он больше никому не смог причинить вреда. Если бы вы решились выдать его, он давно бы сидел в тюрьме. Но он угрожал вам, я знаю. Он бил вас. Бедная моя Розетта! Как ты страдала, храня этот ужасный секрет! Как мне жаль Валентину, действительно жаль! Увы! Как ты говоришь, она отмучилась.
— Моя сестра упокоилась с миром. И мне плевать, что она лежит в общей могиле. Там или в ином месте мой отец не достанет ее. О черт! Погодите! Чувствуете? Мой пирог с ежевикой, он подгорает! Черт! Черт!
Розетта бросилась к печи, от которой исходил жар, неуместный для этого времени года. Она быстро открыла заслонку.
— Уф! Он не сгорел! Как только я пришла сюда, домой, я замесила тесто и разожгла огонь. Не знаю, заметили ли вы, но на плите варится черничное варенье. И на все это ушла головка сахара[22], вот так.
— Мы еще купим у бакалейщика. Как я счастлива, что ты вернулась!
Анжелина встала и снова обняла Розетту. Чувствуя под своими ладонями плечи Розетты, она примирилась с жизнью. Она дала себе слово больше никогда не жаловаться, просыпаться каждое утро в хорошем настроении, предать забвению муки любви, прошлой или будущей. Гильем и Луиджи больше не будут иметь над ней власти.
— Мы вернемся к нашим милым привычкам, — сказала Анжелина, обнимая свою подругу. — По вечерам мы будем читать, петь и гладить. Мне также хочется, чтобы ты продолжала следить за своей речью. Я вовсе не придираюсь, но ты любишь кокетничать, однако согласись, что прелестная девушка, которая ругается и проглатывает половину слов, не вызывает симпатии. Особенно в тех случаях, когда ты сопровождаешь меня к моим пациенткам. У тебя есть семья, Розетта, новая семья. Так что это и вопрос уважения к Жерсанде и ко мне. Я понимаю, тебе было очень плохо. И если у тебя сразу не будет получаться, я не стану сердиться.
Потрясенная до глубины души, Розетта со слезами на глазах прошептала:
— Вот и я говорила себе то же самое сегодня утром. Вы — моя семья: вы, мадемуазель Жерсанда, Октавия и Анри. Но малыш… он теперь меня не любит.
— Не говори так! Анри по-прежнему тебя любит. В любом случае с ним надо быть построже. Я поговорю об этом с Жерсандой. Луиджи открыл мне глаза на наше отношение к нему, всех четверых. Мы восхищаемся прелестным созданием, а он пользуется этим. Немного строгости не причинит ему вреда.
