Я вышла в сад,
Чтобы сорвать розмарин,
Но сорвала только три стебелька…
Анжелина взбежала на порог. Ей в нос ударил аромат пирога и ягод, сваренных в сиропе. Под столом виднелся белый силуэт дремлющего пса.
— Спаситель? Розетта? Розетта, где ты?
— Да здесь я, мадемуазель Энджи, — ответила девушка, выходя из-за раковины. — А вы? Я все спрашивала себя, где вы, ведь кобыла-то в конюшне!
Они смотрели друг на друга, испытывая невероятную радость. Розетта умылась и причесалась. Она надела розовое платье с бежевой льняной оборкой и серый передник. На Анжелине была шляпа из тонкой соломки с вуалью, на ее лбу и щеках блестели капельки пота.
— Моя сестренка! — воскликнула Анжелина, протягивая к Розетте руки. — Никогда больше так не поступай, прошу тебя! Никогда больше не уходи! Никогда! Я всю ночь не сомкнула глаз. Мы с Луиджи всюду тебя искали, и в городе, и в лесу.
С этими словами Анжелина порывисто обняла Розетту и расцеловала в обе щеки.
— Мне очень жаль, мадемуазель Энджи. Я не хотела причинять вам беспокойство. Но я словно лишилась рассудка. Когда вы одернули меня, я рассердилась и убежала. Собака, этот хитрец, нашла меня сегодня утром у развалин. Но тем лучше, поскольку, не приди ко мне ваш Спаситель, я, возможно, навсегда ушла бы очень и очень далеко… Я прошу у вас тысячу извинений за то, что дала Анри пощечину.
— И ты прости меня, Розетта, — прошептала Анжелина. — Я глупо вела себя, не понимая, что ты страдаешь. Сестренка, я только что вернулась из Сен-Годана. Я знаю правду: Валентина умерла. Жандармы приняли меня и охотно рассказали все, что им известно. Я сообщила им, что ты служишь у меня. Ты видела ее, ведь так? Тогда ты увидела ее мертвой и ничего не сказала мне. Почему, Розетта? Почему ты скрыла от меня то, что так потрясло тебя?
Розетта задрожала всем телом и, задыхаясь, пролепетала:
— Черт возьми! Как вы догадались? Ну, про мою сестру?
— Октавия прочитала статью в газете в присутствии Луиджи. Он волновался за тебя, ведь ты в последнее время была такой грустной, так изменилась. В конце концов он подумал, не могла ли быть эта женщина, найденная мертвой в квартале дубильщиков, твоей старшей сестрой. Я должна была узнать правду и поэтому на рассвете села на поезд. Ты так любила Валентину! И ты в одиночестве переживала свое горе! Зачем? Беды, как и радости, надо делить пополам.
— А мой отец? — тихо спросила девушка.
— Он исчез.
Анжелина еще крепче прижала Розетту к себе. Прильнув к ее груди, девушка закрыла глаза. По крайней мере, она не стала преступницей.
Улица Мобек, в тот же день, понедельник, 25 июля 1881 года, в тот же час
— Твой отец исчез! Ты слышишь меня? Твой отец исчез! — повторяла Анжелина. — Но жандармы ищут его. Они думают, что он бросил твою сестру одну или испугался, найдя ее мертвой, а затем сбежал. Розетта, сядь. Ты вся дрожишь.
Мертвенно-бледная, с безумным взором, девушка села на скамью, стоявшую около очага.
— Теперь ты можешь мне рассказать, что на самом деле произошло? — спросила молодая женщина.
— Дверь была закрыта. Я обошла другие дома, чтобы войти через маленькую заднюю дверь. Если бы вы это видели, мадемуазель Энджи! Всюду грязь, отбросы! Едва я вошла в дом, как почувствовала отвратительный запах. И я увидела Валентину. Мертвую. Там летали мухи, и эта жуткая вонь. Я бросила сумку и убежала. Там было пусто. Ни моих маленьких братьев, никого. Я даже не могла ни о чем думать, словно на мою голову свалился тяжелый камень. Я отдохнула возле фонтана, попила воды. Мадемуазель Энджи, я не могла вам об этом рассказать! Я не хотела, чтобы вы об этом знали, потому что чувствовала себя грязной, настолько грязной, что боялась всех испачкать: вас, мадемуазель Жерсанду, малыша. И этот запах, запах смерти… У меня такое чувство, что он всюду преследует меня.
Розетта не все рассказала Анжелине, умолчав о том, что с ней сделал отец. Об этом она должна была забыть.
— Нам было так весело, всем троим, в поезде, в ресторане, на променаде! — продолжала Розетта. — Я не хотела портить воспоминания об этих прекрасных моментах. Порой я говорю себе, что Валентина больше не страдает, что она упокоилась с миром. А потом мне становится стыдно. Я упрекаю себя за то, что спаслась от этой нищеты. И у меня от этих мыслей так болели голова и сердце, что я теряла рассудок.
