Проникнуть в институт скорой помощи имени Склифосовского и навестить Леху Васильева оказалось нелегко по двум существенным причинам. Во-первых, там был жесткий карантин из-за эпидемии гриппа: весь персонал ходил в голубых намордниках. Во-вторых, Леха д′Артаньян до сих пор находился в реанимации, хоть, так нам было сказано в регистратуре, пришел в сознание, а в реанимацию, как известно, посетителей не пускают, даже если карантина нет.
Первое препятствие мы с Матвеем преодолели достаточно просто. Я показал охраннику мой красный пропуск в твердой обложке из организации «Медтехника», где я монтирую рентгеновскую аппаратуру по вторникам, и сказал:
— К директору! Мы к профессору Ермолову Александру Сергеевичу, к вашему директору.
Охранник молча вернул мне удостоверение в красной обложке и кивнул.
— Этот со мной, — показал я на Матвея. Матвей дернулся, но ничего не сказал.
Мы прошли через турникет.
Второе препятствие преодолеть было сложнее. Пришлось сходить в отделение лучевой диагностики и попросить у знакомого рентгенолога два белых халата и две марлевые повязки на носы. Экипировавшись подобным образом, мы оказались неотличимыми от местного персонала. Так в телевизионных сериалах всегда поступают наемные убийцы, когда им нужно устранить опасного свидетеля. Дабавив сюда долю наглости и две доли решительности, мы проникли в палату интенсивной терапии, где лежал Леха.
* * *
Леха Васильев окончательно утвердился в звании д′Артаньяна после того, как в десятом классе вызвал на дуэль главного забияку школы Ивана Лошака. Дуэль была на голых кулаках с секундантами и зрителями. Приключилась она после того, как этот Ванька Лошак притиснул к стенке коридора Аньку Дьяченко и стал шептать ей на ушко что-то неприличное. Анька сначала хихикала, а мы стояли в отделении все трое и злились. Потом Анька стала вырываться.
— Пусти, дурак! — закричала она. Ванька не пускал. Вот тогда Леха Васильев бросился вперед, и Ванька отлетел на три метра.
— А ну, отзынь! — сказал Леха.
Ванька кинулся в драку, но мы её тут же прекратили. Драчунов развели, и назначена была дуэль. После уроков. Во дворе школы за подстанцией. Народу собралось полшколы.
Дуэль закончилась тем, что пришел физкультурник Соловей и все остановил. Правда, носы друг другу дуэлянты успели расквасить.
Соловей был свой парень. Он быстро проникся ситуацией и даже не вызвал родителей. Перед битвой мы с Матвеем были выбраны Лехиными секундантами. Все признали дуэль состоявшейся, поскольку кровь из двух носов уже текла. А прозвище д′Артаньян осталось за Лехой на всю жизнь.
* * *
Он глядел на нас вполне осмысленным взором. Мы встали по обе стороны больничной койки.
— Ну, как ты, д′Артаньян? Очухался? — спросил Матвей.
— Скорее да, чем нет, — отвечал Леха. — Завтра в общую палату переводят.
В Леху была воткнута капельница. Над больничной койкой висели мониторы с цветными дорожками его жизненных признаков и тихо, успокаивающе попискивали.
— Ну, ты и нагнал на нас страху! — сказал я.
— Когда это? — спросил он.
— Ну ладно, — сказал я бодрым голосом. — Вот тебе витамины для поправки. Больше не болей!
Я поставил на тумбочку сумку с фруктами.
— Давай, рассказывай, — подхватил Матвей нетерпеливо.
— Что рассказывать? — не понял Леха.
— Что с тобой случилось, то и рассказывай.
— А я не помню ни черта, — был ответ. — В голове что-то все время гудит, как паровоз.
— Ни фига себе! Он не помнит! — возмутился Матвей. — Как мы с тобой встретились, помнишь?
— Около «Седьмого континента»? — спросил Леха.
— Ну?
— Как встретились, помню.
— А о чем говорили?
Леха смотрел на нас и хлопал глазами.
— Ну я приглашал тебя в наш интернет-ресторан «Виртуал-экстрим», обещал устроить встречу с Толяном.
— Что приглашал, помню, а куда — нет, не помню.
— И как пришел в кафе, не помнишь?
— Этого не помню, ни бум-бум, — честно признался Леха.
— А как машину делали два года, помнишь?
— Какую машину? — таращил глаза Леха.
— Ну, плохо дело, совсем плохо! — озаботился Матвей. — Мы же с тобой только этим и занимались все свободное время. Как ты можешь не помнить-то?
Васильев отрицательно мотал головой, лежащей на подушке. Было полное ощущение, что он с нами валяет дурака.