Даже если книга Брэкена преследовала единственную цель синтезировать публикации о деятельности Ги Дебора, то это уже неплохо. Лишь немногие люди читали все эти материалы, включая Брауна, который упоминает, что книга включает в себя недавно переведённые тексты, которых Браун не знал. Вероятно, и Маркус что-то пропустил. В отличие от про-ситуационистов вроде Кена Нэбба и Мишеля Прижента, Брэкен не претендует на патент на Дебора или Ситуационистский Интернационал. Брэкен не постмодернист – он (как мог бы сказать Исидор Изу) “amplique”[78], но не дотошен. Не только нравоучениями, но и делом Брэкен побуждает читателя обратиться к самому Дебору.
Может быть, мы никогда не будем знать о личной жизни Дебора больше, чем знаем сейчас. Он, кажется, этого и хотел. Он был очень закрытым человеком, имевшим публичный, политический образ, который Браун мог бы раскритиковать как неподходящий, но он не делает этого, потому что у него кишка тонка взяться за самого Дебора. Он не способен на это, пока обложен со всех сторон ситуационистскими артефактами и переводами. Чтобы громить Дебора, надо тянуть ковёр у него из-под ног. Вместо этого он докучает Брэкену, который делает то же, что и Браун, но только не рекламирует себя.
В этом году исполняется двадцать лет первой публикации «Упразднения работы», произошедшей в Сан-Франциско. Какой долгий путь проделан! Этот текст перепечатывали множество раз, обычно не извещая меня, но, впрочем, я никогда не был против. Его перевели на несколько языков.
Я подозреваю, что частичной причиной его успеха стала случайная своевременность. Публикация состоялась в то время, когда количество рабочих часов увеличилось, работа становилась более напряженной, НО уровень безработицы был высоким. Если вы искали доказательство существования иррационального фундамента в нашем обществе, то оно было явлено.
Это не повод для формальной, систематической, хорошо подготовленной лекции, с которой я выступил в прошлом году в Государственном университете Нью-Йорка в Нью-Палтц. Вместо этого сегодня я буду опираться на мои простые, бессистемные, беспорядочные и короткие заметки.
Вам наверняка знакомы слова английского экономиста Джона Мейнарда Кейнса о том, что «в долгосрочной перспективе мы все умрём»[79]. Он выполнил своё обещание. Но в 1931 году, во время Великой депрессии, он спрогнозировал будущее работы в долгосрочной перспективе. Он считал, что увеличение капиталовложений и технический прогресс упразднят работу в течение ста лет. Настанет, предсказывал он, «эпоха досуга и изобилия». Единственной проблемой останется поиск работы ради удовлетворения присущей человеку тяги к ней – от которой все вы, без сомнения, страдаете.
Ну что ж, мы на 74 % приблизились к изобилию без работы. Для этого было осуществлено гораздо больше капиталовложений и технологических инноваций, чем мог ожидать Кейнс. Он считал, что сто лет спустя мы будем работать три часа в день, так что если бы у нас всё шло по расписанию, то теперь мы должны бы работать четыре часа в день. Но сегодня единственные люди, работающие по четыре часа в день, это анархистские охотники-собиратели, вроде сан, которые полностью избавлены от преимуществ облегчающих труд капиталовложений и высоких технологий.
Из этого я извлёк урок, что к экспертам следует всегда относиться с подозрением, а специалистам по работе нельзя доверять, пока опыт не докажет их правоту. Как выразился Иван Иллич, «экономисты понимают в работе примерно столько же, сколько алхимики в золоте». У меня есть несколько примеров.
В «Упразднении работы» я написал, что ежегодно от 14 до 25 тысяч рабочих погибают во время работы. Я не могу вспомнить, откуда я взял эти цифры. Но когда в прошлом году я решил обновить подсчёт, то нашёл, что эти цифры варьируют от 1 до 90 тысяч. Подсчёт Департамента труда США связанных с работой смертей с 1993 по 1996 год составил более 10 тысяч ежегодно.
Такие разные цифры демонстрируют нам, что никто не озаботился собрать точную статистику. Правительство может сказать нам с большой точностью, сколько тонн соевых бобов было произведено в прошлом году. Но оно не может сказать нам – и, видимо, никто не скажет – сколько людей погибло, чтобы произвести и продать соевые бобы, автомобили, мобильные телефоны или что-нибудь ещё.
