Рики помолчал, не зная, с чего начать. Наконец ему удалось выдавить:
— Я уверен, что мне осталось жить только одну неделю.
Рики рассказал о первом письме со стишком и угрозами, о ставках игры. Описал Вергилию и Мерлина, контору несуществующего адвоката. Он старался не упустить ничего — от опустошения его банковских и брокерских счетов до двух посещений детектива Риггинс. Рассказал о Циммермане и лживых обвинениях в изнасиловании. И закончил тем, какое впечатление произвели на него показанные Вергилией фотографии троих детей. Затем он замолчал и уставился на старого психоаналитика.
— Весьма интригующе, — помолчав некоторое время, сказал доктор Льюис и протяжно вздохнул. — Я полагаю, основной наш вопрос — это вопрос, поставленный Румпельштильцхеном: готовы ли вы покончить с собой, чтобы спасти другого человека?
— Я не уверен… — промямлил Рики. — Не думаю, чтобы я всерьез рассматривал такую возможность.
Доктор Льюис поерзал в кресле.
— Вопрос не столь уж неразумен, — сказал он. — Ваш выбор, как мне представляется, довольно прост: можете ли вы победить? Можете ли установить за оставшиеся несколько дней личность человека, назвавшегося Румпельштильцхеном? А если не можете, покончите ли с собой ради спасения другого?
— Я не могу поверить… — начал Рики и умолк.
Доктор Льюис пожал плечами:
— Простите. Разумеется, сознательно вы такой возможности не рассматривали. Но не задавали ли вы себе вопрос о ней в подсознании, которое и подтолкнуло вас искать меня?
— Я пришел за помощью, — сказал Рики. — Мне необходимо прозондировать ту пору моего прошлого, когда мать Румпельштильцхена была моей пациенткой. Я уверен, что знал ее в то самое время, когда вы были моим психоаналитиком. Я наверняка упоминал ее во время наших с вами сеансов.
Доктор Льюис покивал:
— Вполне резонная просьба и определенно разумный подход. Я показался вам жестоким, Рики? Наверное, к старости я стал раздражительным. Разумеется, я помогу вам. Однако неплохо было бы приглядеться и к настоящему тоже. А возможно, и к будущему. Чтобы победить, вы должны опережать противника.
— Но как я…
Доктор Льюис встал:
— Вот этим мы и будем заниматься за ужином и весь остаток вечера. — Он улыбнулся. — Разумеется, вы упустили из виду одно важнейшее обстоятельство.
— Это какое же? — спросил Рики.
— Мне представляется очевидным, что этот господин, Румпельштильцхен, потратил месяцы, если не годы, на то, чтобы спланировать свою месть.
— Согласен.
— В таком случае, — неторопливо произнес доктор Льюис, — мне не понятно, почему вы считаете, что он и меня тоже не завербовал себе в помощники. Возможно, он мне хорошо заплатил. Почему вы полагаете, Рики, что я на вашей стороне?
И старый психоаналитик, не дав Рики ответить, направился на кухню.
Стоявший посреди кухни деревянный стол был накрыт на двоих. На столе красовался кувшин с ледяной водой. Доктор Льюис снял с плиты керамическую кастрюлю и водрузил ее на подставку, затем извлек из холодильника салат.
— Садитесь, Рики. Бурда, которая стоит перед нами, была некогда курицей. Накладывайте себе сами.
Рики помешкал. Потом потянулся к кувшину, налил в высокий стакан воды и требовательно спросил:
— Так он это сделал?
— Что?
— Румпельштильцхен связался с вами?
Доктор Льюис сел, аккуратно расправил на коленях салфетку, перегрузил на тарелку немалую часть содержимого кастрюли, добавил салат и, лишь покончив с этим, неторопливо ответил:
— Позвольте мне, Рики, спросить, какая вам разница?
— Мне нужно знать, что вы на моей стороне.
— Нет, Рики, вам это ни к чему. Вам нужно знать лишь одно — что я хочу вам помочь. А уж какие там у меня мотивы, это значения не имеет. Возможно, у Румпельштильцхена имеется кое-что на мой счет. Возможно, не имеется. Давайте-ка поедим. Я думаю, впереди у нас долгая ночь.
Жаркое оказалось превосходным, за ним последовал яблочный пирог с корицей и черный кофе.
Доктор Льюис перенес тарелки в мойку, налил себе еще чашку кофе и жестом предложил Рики вернуться в кабинет. Они расселись по прежним местам, лицом друг к другу.
— Итак, Рики, с чего бы вы хотели начать?
Рики старался подавить гнев, который вызывали в нем недомолвки и уклончивость старика.