Пфаненштиль собрался с духом и попытался объяснить генералу истинную причину своего отчаяния.
— То Вертмюллер, а то Пфаненштиль, — произнес он таким тоном, словно речь шла о солнце и луне и он находил совершенно естественным, что им никогда не сблизиться.
— Брось ты эти ребячества! — прикрикнул на него генерал. — Разве мы еще не переросли Крестовых походов, в эпоху которых были изобретены гербы? Впрочем, и тогда, как и вообще во все времена, сам человек значил намного больше, чем имя. Вы не представляете, Пфаненштиль, как презрительно смотрели титулованные коллеги на плебейское мельничное колесо в моем гербе, когда я поступил на императорскую службу. Тем не менее им пришлось-таки стерпеть, что мельник спас и выиграл совсем было загубленную ими кампанию. Послушайте, Пфаненштиль, вам не хватает чувства уверенности в себе, и это мешает вам добиться Рахели.
Пфаненштиль находился в странном положении: он не мог разделить точку зрения Вертмюллера, так как смутно чувствовал, что подобная свобода от предрассудков ниспровергает весь принятый порядок вещей, а он привык относиться к нему с почтением даже в тех случаях, когда это ему вредило.
Но Вертмюллер и не ждал ответа или согласия: он поднялся и пошел с пистолетами в руках навстречу высокой и стройной девушке, которая появилась со стороны дороги, соединяющей полуостров с материком. Генерал услышал ее легкие быстрые шаги.
— Добрый вечер, крестница! — воскликнул Вертмюллер, и его серые глаза засияли.
Но девушка смотрела на него, нахмурившись, до тех пор, пока он не убрал оба пистолета, очевидно, ее раздражавшие, в карманы своего сюртука.
— У меня гость, Рахель. Позволь тебе представить моего молодого друга Пфаненштиля.
Девушка подошла ближе, а Пфаненштиль неловко встал со своего стула. Она старалась побороть смущение, но краска залила ее лицо до самых корней пышных каштановых волос. Пфаненштиль потупил глаза, как будто решил не смотреть ни на одно существо женского пола, но затем не выдержал и поднял их с выражением такого глубокого и лучезарного счастья, а карие глаза девушки так тепло глядели на него, что даже сам старик насмешник не мог не порадоваться искреннему влечению двух невинных человеческих сердец.
Как ни странно, он даже не попытался подшучивать над ними, чтобы усилить их замешательство. Порой, просто созерцая истинное чувство, мы переносимся из мира фальши и притворства в другой мир, чистый и искренний, где нет места насмешкам. Правда, генерал не стал бы долго молчать, но умная девушка вовремя обратилась к нему:
— Мне надо с вами поговорить, крестный. Я буду ждать вас на второй скамье у озера.
С этими словами она поклонилась Пфаненштилю и исчезла. Генерал взял своего гостя за руку и отвел его в свою библиотеку, три полукруглых окна которой выходили на водную гладь.
— Будьте спокойны, — сказал он, — я не стану говорить о вас ничего дурного. А пока отдохните. Вы любите книги? Здесь вы найдете поэтов нашего столетия.
Генерал указал на стеклянный шкаф и вышел из зала. Перед Пфаненштилем выстроились блестящими рядами французы, итальянцы, испанцы и даже некоторые англичане, собранные в одном месте сокровища ума, фантазии и благозвучия. Вертмюллер, человек, без сомнения, образованный, покачал бы недоверчиво головой, если бы кто-нибудь заметил ему, что здесь не хватает одного великого поэта. Всесторонне начитанный генерал никогда даже не слышал имени Вильяма Шекспира.
Пфаненштиль не притрагивался к книгам: его влюбленное сердце и без того было полно поэзии.
Генерал пошел по тропинке вдоль берега озера. Вскоре он увидел Рахель. Она сидела на каменной скамье; ее тонкий профиль выделялся на фоне водной глади, подернутой вечерними сумерками. Искреннее и глубокое огорчение запечатлелось на милом и решительном лице.
— О чем это ты размышляешь? — обратился к ней генерал.
Она ответила, не поднимаясь с места:
— Я вами недовольна, крестный.
Генерал, скрестив руки, спросил:
— Чем же я прогневал вашу милость?
Рахель взглянула на него с укоризной.
— Вы еще спрашиваете, крестный? Право, вы дурно поступаете с моим отцом, а ведь он вам ничего плохого не сделал. Вы снова взялись за старое в прошлое воскресенье! По вашему наущению и на вашей части озера он опять занимался пальбой весь день начиная с полудня. Что за зрелище! Трепыхающиеся подбитые утки, мальчишки, шлепающие по болоту за добычей, отец в высоких сапогах, а в качестве публики — вся деревня.
