– Да, мы с вами дружим вот уже пятнадцать лет! Я помню, как вы впервые приехали в Лондон… Такой желторотый птенчик! Я всегда относилась к вам, как к родному внуку.
– Вы были добры ко мне, и я этого не забыл, Эдвина. – Росс улыбнулся. – Поэтому я и даю вам взаймы наличными. Завтра же пришлите своего человека к Джеси на Ломбардной улице, и пусть он заберет договор, который вам нужно будет подписать.
– Договор?! – воскликнула Эдвина. – Вы не доверяете старому другу, который столько раз спасал вас от долговой тюрьмы?!
– Разумеется, доверяю. – Росс опять улыбнулся. – И я все помню. Но договор будет составлен для вашей же пользы: чтобы я не раздумал дать вам взаймы такую внушительную сумму.
Элизабет отпила горячего чаю и взглянула на стенные часы – была почти половина десятого вечера. Она очень устала и с удовольствием покинула бы это небольшое собрание «Общества взаимопомощи». Его члены каждую неделю посещали исправительные учреждения для женщин и детей в Тотхилле, а потом по традиции собирались в доме миссис Мартин, чтобы выпить по чашке чая и потолковать о том о сем. Обычно Элизабет внимательно прислушивалась к разговорам, но сегодняшний вечер стал исключением. Весь день она думала только о виконте Стрэттоне.
Заметив, что она часто смотрит на часы, Хью наклонился к ней:
– Вы считаете, нам пора?
Элизабет улыбнулась. Если она приедет домой до десяти, то еще застанет виконта Стрэттона. Она знала по опыту, что бабушка подавала своим гостям никак не меньше двадцати блюд.
– Что вы скажете о методах перевоспитания уголовных преступников, применяемых в Тотхилле? – спросил Хью, когда они направлялись на Коннот-стрит, к дому Элизабет.
– Я думаю, что это неимоверная глупость, – ответила она и вдруг увидела элегантную карету и несколько нарядно одетых слуг возле нее. Сердце у Элизабет забилось сильнее. Лошади тронулись, и незнакомая карета поравнялась с коляской Хью. Элизабет затаила дыхание.
Сначала она увидела темную макушку. Неожиданно пламя зажженной спички осветило руку с сигарой, тяжелый подбородок и темные пряди волос, упавшие на лоб. Потом мелькнули белые зубы, когда мужчина поднес зажженную сигару к чувственному рту. Заметив коляску, незнакомец неторопливо посмотрел в окно и машинально погасил спичку. Он увидел широко раскрытые глаза и кудри, выбившиеся из-под нарядного капора. Мужчина подался вперед, но коляска уже проехала мимо.
– Дорогая, что, черт возьми, случилось? На тебе лица нет! – Эдвина оторвалась от романа. – Тебе надо прекратить ездить по тюрьмам, Лиззи, ты выглядишь после них несчастной и разбитой. Ты не боишься подцепить там лихорадку или того хуже… вшей? – Эдвина пожала плечами, облаченными в атлас.
– Бабушка, виконт Стрэттон только что уехал, да? – выпалила Элизабет, снимая капор с русой головки.
Эдвина с любопытством взглянула на внучку.
– Да, минут пять назад, не больше. Еще немного, и вы столкнулись бы в дверях. Ужин удался и очень понравился Стрэттону…
– Сколько ему лет? – нетерпеливо перебила Элизабет. – Ты говорила, что давно с ним знакома, и я представляла его твоим ровесником… таким же старым, как ты.
– Ну, спасибо, внученька! А я и не знала, что ты считаешь свою бабушку дряхлой и немощной! – фыркнула Эдвина. Положив роман на край стола, она отщипнула кусочек марципана на серебряном блюде. – Я знаю его уже пятнадцать лет, но, когда мы впервые встретились, ему было не больше восемнадцати… Постой, Лиззи! Что ты морочишь мне голову? Ты меня словно допрашиваешь! – Эдвина сверкнула глазами. – А! Ты видела его на улице! Не правда ли, дьявольски красив? Неужели ты пожалела, что провела вечер в компании священника с вечно кислым лицом и опоздала к ужину? Ну, ты не первая, кто расстраивается, увидев такого красавца! Элизабет с укором посмотрела на бабушку.
– Я расстроена тем, что ты не все мне рассказала о его светлости! Ты не сказала, что Росс Трилоуни и виконт Стрэттон – одно и то же лицо. Хью открыл мне это, и был в шоке, узнав, что ты, все, зная об этом проходимце, пригласила его на ужин в свой дом.
– Не будь наивной, Лиззи! Ты думаешь, я прислушаюсь к мнению твоего церковника? Как бы не так! И Стрэттону все равно, что о нем думает какой-то священник. Как ты можешь судить о человеке, которого видела только мельком? Он тебя видел? – спросила бабушка с пристрастием.
