«Не до вас сейчас, ребята, — мельком подумал Ник. — Все равно помощи от вас ждать глупо, а неприятности я и сам найду…»
Он, не снимая халата, вышел в коридор и пошел деловой походкой, словно имел какую-то цель, в другую сторону от приемного покоя. Свернул раз, другой, спустился по какой-то лестнице и очутился перед запертой дверью.
Но останавливаться теперь было глупо. Он осмотрел висячий замок, державшийся на кривеньких дужках, сжал его в кулаке и резко повернул. Ржавые гвозди легко вылезли из рыхлого дерева, и дверь открылась.
Ник вышел в маленький тенистый палисадник, окруженный, однако, довольно внушительной стеной старой кирпичной кладки.
Паниковать не стоило, и бежать так, что бы всем стало заметно, не хотелось, тем более, что у соседнего подъезда грузчики вытаскивали из грузовичка кастрюли с едой для больных.
Ник спокойно повернул за угол, прошел мимо милицейского «газика». Они с водителем безразлично взглянули друг на друга, и беглец оказался на улице.
* * *
У Паши было какое-то замершее лицо, когда Ник закончил свой рассказ. Он ни разу не перебил Ника, не задал ни одного вопроса. Просто сидел и слушал. А лицо его в это время как-то заостривалось и каменело. Пару раз Нику казалось, что он зря все это рассказывает. Глядя на волны бледности, которые одна за другой проступали сквозь апоплексически румяное, мясистое лицо калеки,
Ник надеялся только на то, что того выручит привычка к трагическим известиям. Скорее всего ему немало их пришлось выслушать. Поэтому Ник продолжал рассказ ровным голосом и в конце концов как-то очень прозаически закончил:
— Ну, я и не стал их ждать. Вышел через другую дверь и пришел к тебе.
Некоторое время молчали. Ник закурил и повернулся к окну. В Пашином безмолвии виделось ему и обвинение, и злость на спокойствие, с которым Ник все рассказывал.
— Ну, что ты молчишь? — наконец спросил Ник, все так же отрешенно глядя в окно.
Вместо ответа Паша вдруг как-то страшно завыл и с такой силой ахнул своим немаленьким кулаком по столу, что во все стороны со свистом и звяканьем разлетелись заготовки для кнопок.
На этом он не остановился и повторил свой удар, отчего-то напомнивший Нику виденную когда: то в детстве картину: кран громадным металлическим шаром крушил стену предназначенного под снос дома. Стена тогда рухнула, окутав стройплощадку клубами штукатурной пыли, а сейчас не выдержал стол. Одна из его ножек хрустнула и подломилась.
Ник опасался, что последует третий, завершающий удар. Он понимал, что Пашу надо как-то остановить, но понимал также и то, что Паша в таком состоянии запросто может его покалечить, не по злобе, а как это бывает в России-в сердцах. Под такой удар Нику попадать не хотелось.
К счастью, Паша бить перестал и, увлеченный какой-то идеей, резко покатил к выходу из квартиры.
— Эй, ты куда? — забеспокоился Ник.
— Я сейчас, сиди, — Паша открыл дверь и, неловко толкаясь между нею и косяком, пытался вырулить в подъезд.
— Может, тебе помочь?
— Сиди, сказал, — зарычал Паша и, с трудом преодолев лестницу, выкатился на крыльцо, а с него — в захламленый дворик.
Ник вернулся к окну и с беспокойством наблюдал за Пашинымй передвижениями. «На надо было ему ничего рассказывать, — вдруг
с тоскливой ясностью понял Ник. — Он же не может ничего. Его таким рассказом запросто убить можно. Мир рушится, а он, как в кошмарном сне должен только наблюдать, а вмешаться — никак… Если б он цел был, его бы дадыо тоже убили, не стерпел бы, ввязался, проломил пару черепов, а потом под машину бы угодил… Хотя нет, машина — это слишком по-американски, здесь тачки в цене. Да и не надо никаких несчастных случаев придумывать. Приходи домой, располагайся и убивай кого хочешь…»
Тем временем Паша во дворике подрулил к сарайчику, одному из тех, что сохранились еще в провинции даже около, многоквартирных домов. Зачастую сельские жители, переехав в такие районы с облегчением прощались и с палисадом, и с колодцем, радуясь горячей, хоть и нерегулярно, воде и центральному отоплению, не могли, однако, смириться с отсутствием подсобных помещений и, поскольку в квартире погреб вырыть было никак невозможно, рыли их напротив своих окон. Потом погреб обрастал сарайчиком, по временам деформируясь у кого в голубятню или курятник, а у кого в гараж… У Паши на гараж явно пылу не хватило, да и погребок, по причине увечности, он не пользовался.
