И в этот момент в номере зазвонил телефон. Никто не протянул к аппарату руки. Звонок был явно международный: длинные, прерывистые трели оглашали комнату. Оба молчали.
— Кто звонит? — наконец спросил Железяка.
— Жена, — уверенно ответил Ник. — Только мне ей нечего сейчас сказать.
— Ну, может, все-таки ответишь? — несколько растерянно спросил лейтенант.
— А зачем? — Ник откинулся на спинку кресла, но Железяка видел, как каждый звонок словно электрическим током проходит сквозь его тело.
Наконец телефон смолк.
— Знаешь, Железяка, — вдруг сказал Ник. — В тюрьму я на самом деле не пойду. Я слишком долго в этой стране в тюрьме сидел. И не только в этой. Детдом, армия, плен… Ты всего этого не знаешь… По званию ты кто?
— Ну, лейтенант.
— Так вот тебе, лейтенант, даже сотой части того, что я прожил, не снилось. На тюрьму у меня табу. Придумаю что-нибудь…
— Господи, — восхитился Мухин. — Да я ж сейчас заплачу! Ты меня никак разжалобить собрался?
— Вот уж на что мне плевать, так это на твою жалость, — отрезал Ник. — Ты у меня сейчас должен в ногах валяться. Это я твою работу сделал.
— Это блатных-то проредил?
— А мало? Между прочим никто из них добровольно шею не подставлял. И коли ты работал бы по-настоящему, мне бы и делать тут нечего было. Принес бы венок на могилу другу, тебе бы, как следователю, бутылку послал..
— Ой, помог ты мне! Сейчас передел начнется, головы, как груши осенью полетят… На мой век гадости этой хватит…
Опять возникла пауза. Железяка понимал, что в чем-то Ник прав. Кое-что тому удалось сделать. Может, чем черт не шутит, хоть свидетели появятся. Миф о непобедимости сволочей как-то развеян. Много их полегло…
— Однако, спасибо. Может, и не без пользы твоя побывка тут обернется… Считай, должник твой.
— Давай выпьем? — вдруг спросил Ник.
— Чего? — удивился Железяка.
— Чего, чего… Вмазать хочется, — Ник выдержал паузу, а потом добавил: — Как на войне. Все пропало, генералы сволочи, повсюду предательство, подонки бал правят… Хоть выпить, что ли?
— Да где ты сейчас выпьешь? Я бы и пожрать не прочь, только негде…
Железяка понимал, что входит в какой-то ненужный штопор. Но поделать ничего не мог. Действительно страшно хотелось есть.
И выпить. День выдался тяжкий, бездарный и удовольствия не принёс.
Пруха вроде ему была, во всем потачка. Все, что хотел, сделал. Близнецов вывели под ноль, еще одну группировку подрезали… Киллера он своего взял. Славный, в сущности, денек. Только радости отчего-то не принес. Принес тоску и неприятную неудовлетворенность.
Железяка прикрыл глаза и сквозь прищур глянул на Ника. Тот сидел расслабленно, уставившись в окно, и думал о чем-то своем. Лицо его было спокойно и только резкие складки вокруг губ могли подсказать, что мысли его не веселы. Не хотел себе Железяка признаваться в этом, но Ник ему нравился. И самое главное, не мог он себе честно ответить на вопрос: вот если бы он, Железяка, попал в подобный переплет, то как бы он себя повел?
Не хотел даже мельком думать на эту тему, но мысли лезли. Ну, в милицию бы даже носа не. сунул. Зачем? Что, уехал бы домой? Как последний трус, просто утерся бы?
«Стопь обороты, мент, — сам себе приказал лейтенант. — Ты на работе. И ты не адвокат, не прокурор. Твое дело преступления расследовать, а не ставить себя на место преступника. Прав он, не прав, не твоё дело. Суд будет решать… А с другой стороны, что этот долбаный суд решить может? Вышка. Или, если вдруг что, лет пятнадцать;.. Обалдеть можно. Лучше бы и вправду подстрелить парня».
Он перелистал паспорт, посмотрел визу. Ее срок заканчивался завтра. В паспорт был вложен билет на самолет, который улетал через несколько часов.
Документы в порядке, билет есть. Как фатально не повезло парню! Если бы Железяка не просек ситуацию, упустил бы своего блатного, не увел бы такси, собирал бы сейчас Ник… — как его там? — чемоданы. И на паспортном контроле никого его побитая рожа не расстроила бы.
Хотя, с другой стороны, если бы не сам Железяка, скоре всего порешили бы блатные бойца. Слишком много их понаехало на одного и без прикрытия. И Близнец бы уцелел. Вот и думай теперь назад — что такое хорошо и что такое плохо.