Послезавтра утром, если все будет нормально, он улетит отсюда, она его встретит в аэропорту и скажет, бросившись на шею:
— Наконец-то ты вернулся! Я извелась вся… Почему ты не звонил? Ну что, встретился с другом? Подошли ему наши подарки? А кто его жена?..
И что он сможет на все эти вопросы ответить?
— Ну, красноармеец, что с тобой?
«Господи, что со мной?»
Ник как будто вынырнул с большой глубины и глотнул наконец воздуха. Сейчас он совершенно искренно не понимал, что он тут делает и зачем совершает все это. Словно какое-то помутнение спало с глаз и сразу стало легко: все, что он тут совершил, просто странный занос, досадная ошибка. Надо немедленно позвонить Деб, сообщить, что все хорошо, что он вылетает, как и предполагал, потом навестить жену Сергея в больнице, передать ей цветы и денег, позвонить Пашке, договориться, что за «Запорожец» он ему заплатит… Пашка его не поймет. Скажет со своей растяжечкой: «А… Американец! Ручки пошел мыть? Грешки замаливать?..»
Ну и черт с ним. В конце концов деньги на новую колымагу ему можно оставить у Тани. Так и надо поступать. Надо прекратить этот кошмар.
Ник потянулся к телефону. И сразу получил сигнал от того, кто не поверил, что дело завешено: «Стоп! В профилакторий надо звонить из автомата. Если что, то все звонки Пашке фиксируются. Даже если его не привезли в город для допроса, то все равно, скорее всего не позовут. Будут тянуть время, вычислять номер, с которого идет звонок, сообщать ближайшей патрульной машине… Пашка — единственная ниточка. При полном отсутствии доказательств любому должно быть ясно, он с Ником связан.»
Ник уже как бы распрощался со своей ролью мстителя, но голосу внял. Действительно, сейчас он там, где не только тепло, где
по-настоящему горячо. И это должен быть его последний выход на улицу. До автомата и обратно. В крайнем случае, к Тане…
«Стоп! К Тане тоже нельзя. Ника там видели, он сбежал от милиции. Его могут опознать. Если и бросать на половине, то безопасностью пренебрегать нельзя. Сиди в номере и не высовывайся. До самого самолета.»
Но не позвонить Пашке и просто улететь Ник не мог. Он; несмотря на вечернее освещение, надел темные очки и вышел из номера.
Как на зло ни одного работающего автомата поблизости не было.
Ник прошел в переулок, по одной стороне улицы, по другой. Прошел мимо места, где еще днем стоял остов пашкиного «Запорожца». Пока Ник обедал и спал, его оттащили. Наверное, на свалку. Помыкавшись но переулкам (Нику не хотелось проходить мимо входа в офис Зелени), он наконец вышел к «трубе».
Он и сам себе признавался, что это не самое удобное место для звонка. Но выбора у него пс было. Странно, но он попал в очередь к телефону как раз в то время, когда день назад младшие рэкетиры собирали дань.
Очередь, как и вчера, была довольно длинной. Ник встал и начал ждать, стараясь не особенно глазеть но сторонам. Хорошо было бы уткнуться в газету, но тут была непроходимая трудность: газету на русском он читать не хотел, поскольку в этот момент был американцем, а газету на английском читать не следовало, чтобы не привлекать к себе внимания. Приходилось просто стоять, тупо уставившись перед собой.
Очередь двигалась медленно, но минут через двадцать он взялся рукой за теплую трубку телефона и, бросив в прорезь «пятнашку», набрал номер, который помнил наизусть.
Надо сказать, что он сильно переоценивал техническое оснащение местной милиции. Никакой определитель номера там не стоял, мало того, никто от него звонка и не ждал. Был, конечно, оставлен один опер, на случай, если кто-то придет и станет интересоваться Семеновым, но сидел он недалеко от входа в пансионат, а вовсе не на телефоне.
Ник приготовился долго ждать и выдерживать нападки очереди, но трубку на удивление быстро сняли.
Голос, к счастью, был не тот, что в первый раз:
— Кого вам?
— Вы не могли бы позвать Семенова Павла к телефону. Он у вас на излечении…
— Семенова? Это которого? — женщина, говорящая по телефону явно отвернулась к кому-то и спросила в сторону, но Ник слышал. — Того Семенова, которого сегодня убили, не Павлом звали?
