Небо заволакивают тучи. Больше нет уже елей по сторонам дороги. Вправо и влево раскинулся болотистый луг. Тихо, слышен только стук копыт Воронка. Амалия смотрит вперед, на прямую, уходящую в сумерки дорогу. Где-то здесь тогда, в последнее лето перед гибелью Таави, лопнула шина ее велосипеда. С той поры многое изменилось в жизни Амалии. Закончив работу, вечерами, а по воскресеньям и днем, она читала книгу Унсет «Кристин, дочь Лавранса», которую нашла в Ээвала. Всю прошлую зиму Амалия словно жила в мире Кристин. Не только вечерами и ночами, но иногда и днем во время работы она думала о судьбе дочери Лавранса.
Она задергивала шторы на окнах, чтобы свет не был виден на шоссе. Ни один из жителей Такамаа, проходивших мимо ее дома, наверно, и подумать не мог, что Амалия, солдатская вдова, которая одна-одинешенька ведет свое хозяйство, читает по вечерам роман. Если бы еще она читала Библию или Апостол, это было бы понятно и все одобрили бы ее, но праздное чтение — это уж слишком... Поэтому Амалия хранила в тайне свое увлечение и, когда кто-нибудь заходил к ней, тотчас убирала книгу. Правда, это случалось редко. По воскресеньям заходила навестить ее соседка из деревни. А в метель и мороз только табачный голод гнал из избы человека. Зимний день короток, а расстояния между домами измеряются здесь километрами.
Доставать керосин было трудно. Только в обмен на масло. Но менять приходилось осторожно, ведь надо было отчитываться перед народным обеспечением в надоенном молоке. Резервуар своей настольной лампы Амалия наполняла керосином во время обеда, пока сын был в школе, точно и от него желала скрыть, сколько уходит керосина. На столе в маленьком световом круге от лампы лежали рядом книги сына и матери. Антти начинало клонить ко сну раньше, он, зевая, закрывал книгу и ложился с нею в постель. Кровать Антти стояла в избе за печью. Еще отец Амалии в последнюю зиму своей жизни сделал эту кровать для единственного внука. Теперь и у Пааво сын. Был бы жив отец, он, наверно, и ему смастерил бы кроватку. Сладко спит Антти в кровати, сделанной дедом, спит до тех пор, пока Амалия не вернется с утренней дойки. В будни она нарочно стучит бидонами, чтобы разбудить мальчика пораньше перед школой. А по воскресеньям входит тихо, и Антти спит почти до полудня.
Часто зимой керосин в лампе кончался, и чтение Амалии прерывалось на самом интересном месте. И тогда у нее оставалось время подумать о прочитанном, лежа в постели. Однажды ей почудилось, что ее застигла ночь на вершине горы в Норвегии и надо терпеливо ждать восхода солнца. В этом ожидании солнца для нее прояснилось тогда многое. Словно прозревшими глазами увидела она дела Такамаа, себя и свою жизнь. Таави жил беспечно, радуясь своей силе, а она всячески потакала ему. Теперь, в эту ночь, слушая тихое дыхание спящего Антти, она почувствовала себя нужной, а свое положение в жизни прочным.
Тогда книга помогала ей жить. Но бывали в ту весну тяжкие дни, а после них ночи, заполненные кошмарными снами. Иногда она просыпалась в темноте от собственного крика. Однажды утром Антти спросил: «Мама, ты больна? Почему ты так стонала ночью?» Она объяснила мальчику, что на ее крики во сне не стоит обращать внимания. Она еще в детстве разговаривала во сне, а утром совсем ничего не помнила. Антти это объяснение вполне удовлетворило. Он выпил кофе и успокоенный отправился в школу;
Амалии вспомнились детские ночные страхи. Бывало, проснувшись от ее крика, мать сразу же будила Амалию. Девочка обычно кричала в те ночи, когда отец уходил из дому и она была встревожена этим. В те времена в Такамаа еще не было дороги, и отец зимою ездил в другие деревни и в город прямо по льду, через озеро. Для этих поездок он выбирал в конюшне самую сильную лошадь, запасался сеном и мешком овса. Отсутствовал отец по нескольку дней. Амалия боялась, что он провалится под лед вместе с лошадью или на него нападут волки, которые загонят лошадь, а отца разорвут в клочья. Чего тогда боялась мать — того же или нет, — Амалия до сих пор не знает. Мать в те дни пела с утра до вечера духовные песнопения о мерзостях земной жизни. Точно заклинания, врезались в детскую душу Амалии сетования матери, а затем вырывались в криках ужаса по ночам. Бедная мама! Амалии кажется, что матери, хотя она и жила в вере, достались на долю более тяжкие испытания, чем ей самой.
