— Непонятно, — кивнул он и укусил ноготь. — Кончится тем, что отправят скоро домой. Жаль. Мне как раз начинает нравиться… ваш город.
— Ну, — сказала я, — тогда вам остается хорошо повеселиться напоследок. Кабаре называется «Элизе». Поскольку, как я уже сказала, я девушка, которая считает там деньги, то вы с Корки — мои гости. Видели рекламу в порту: «Сюда вы можете привести детей»?
— Ах, это то самое, где будет шанхайский джаз, — с интересом вытянул он голову. — Я только подумал, что надо вас пригласить в наш местный клуб…
Так. Рано или поздно это должно было произойти.
— Элистер, — сказала я со вздохом. — Вы еще не поняли? Мой калькуттский родственник вас не предупредил? Я португалка из Малайи, несколько поколений предков у меня жили в этих краях. В Малакке, чтобы быть точной. Я не уверена, что меня стоит приглашать в ваш клуб, который — не знаю. Я девушка с неправильной для вас репутацией. Вам нравится изящный и экзотический оттенок моей кожи? Ага, я ей горжусь. Но она слишком смуглая, скажем так. Здесь нас официально именуют «евразийцами», потому что солдаты Альбукерка… когда-нибудь я расскажу вам эту длинную историю из шестнадцатого века… не привезли на своих кораблях женщин. Мы — на ступеньку ниже англичан, хотя выше китайцев. Спросите у ваших местных коллег, что конкретно это означает. Что нас пускают далеко не во все клубы. Зато у меня — свой клуб. Тот самый, где будет шанхайский джаз. Для вас или Корки туда пойти — отличная идея. И это респектабельное место.
Тут я увидела новое для себя зрелище.
Элистер сердился.
Не на меня, а на ситуацию в целом.
Он всего лишь сидел очень прямо и старательно улыбался, щуря при этом глаза.
— Амалия, мое приглашение в наш клуб остается, — сказал он, наконец, еще более тихим и вежливым голосом, чем обычно. — И я обязательно приду в ваш клуб. Ждите. Только танцую я как слон, но вы мне это простите?
И он понравился мне еще больше.
…Но это было чуть позже. А пока что я тряхнула головой, отгоняя желание заранее рассмеяться, и продолжила свой путь вниз по лестнице — смотреть на Магду, обрабатывающую за столиком в пустом танцевальном зале маэстро Лима из Шанхая.
Лим был очень хорош — стоячий воротник делал его похожим на генералиссимуса Чан Кайши, лицо его было длинным, со светлой кожей и красиво вырисованным крючковатым носом. Что прекрасно гармонировало с прямым, ровно по середине головы, пробором.
Магда дошла до второй стадии знакомства — наливала ему чай и вежливо прикасалась веснушчатой рукой к его рукаву. Лим сидел с надменным взором, розовыми пятнами на щеках и был явно доволен. Он еще не знал, что его ждет.
Мы с Лимом уже были знакомы. Я махнула обоим рукой: продолжайте. И спектакль пошел дальше.
Собственно, Магда, как штатный музыкант нашего кабаре, всего-навсего обсуждала с Лимом — музыкантом приезжим — диспозицию завтрашней баталии. Другое дело, что никакой джаз-бэнд не любит просто так пускать в свою сыгранную компанию незнакомца, да еще и женского пола. А дело шло и должно было прийти именно к этому. О чем Лим пока не догадывался.
— Смеющейся трубой в наши дни никого не удивишь, — восклицала Магда, воздевая к потолку растопыренные пальцы. — Вы только вспомните — человек, у которого труба впервые сказала «вау-вау», это же еще Баббер Майли, который сейчас сидит в рабстве у юноши Эллингтона! И играет там Creole Love Call, Black и еще Tan Fantasy. А здесь… Я уже и не знаю, чем их можно удивить. Вообще-то в городе живет очень консервативная публика.
— Да, — тихонько подтвердила я, — на паданге, там, где стоит среди зеленого поля беседка для городского оркестра, здешняя публика до сего дня готова слушать «Шейха Аравии» по нескольку раз, с влажными глазами.
Лим в знак презрения чуть поджал губы.
— Должно быть, у ваших ребят в запасе есть какой-то быстрый марш, чтобы, как только вы появитесь на эстраде, все этак встали бы на цыпочки? — осведомилась Магда, склоняя голову набок.
Лим понял, что свита делает его королем, чуть прикрыл глаза веками и, после короткой паузы, изрек:
— Мы начнем с Sunday!
Магда и я выразили величайшее восхищение — с моей стороны вполне искреннее. И я повела дело к решающему моменту:
