– Она останется здесь, – твердо сказал Аким, – и если ты ее тронешь, я за себя не отвечаю.
Это прорвавшееся рычание внезапно рассмешило Велигора.
– Ты точно с ума спрыгнул… Но я тебя лечить не нанимался. Делай что хочешь. Только отсюда убирайтесь к чертовой бабушке или к ее дедушке – бен Ладену! Не ровен час ментозавры нагрянут, у них на террористов нюх прорезался.
На кровати вздрогнула и застонала девушка. Аким бросился к ней и взял за руку. Она все еще была горячей, точно ее достали из раскаленной печи. Силясь сделать вдох, она выгнулась и захрипела, но воздух не шел.
– Помоги, Велигор, она умирает!
– Умирает? Спроси – может, ее без косяка ломает, может, ей дозяк нужен? Ну ты и влип, Ромео…
Велигор бегло осмотрел ее запястья и раскрыл темное увядшее веко:
– Нет, это не наркота, это хуже…
– Что?! Говори! Что с ней?
– Не думал, что у тебя это так серьезно, – пробормотал Велигор. – Ладно, помогу тебе, то есть вам…
В общине у Велигора было еще одно прозвище, известное далеко не всем, – Чернокнижник, он видел человека насквозь и занимался весьма рискованными практиками. Рассказывали о тамбовском колдуне, подарившем ему кирпич от своей печи и навью костку. Немногие из взыскующих запретных знаний их все же получают, заплатив посмертным покоем души и прижизненным одиночеством. Велигор был одним из них. Как бы то ни было, он оставался добрым колдуном, он не шарился по ночным кладбищам, не резал пестрых куриц и не прибегал к черным потворам или некромантии.
Велигор зажмурился и с минуту смотрел на девушку сквозь прищуренные веки.
– Цепь, вижу цепь у нее на шее, – быстро и тихо сказал он. – Ее душат… Она умрет…
– Сделай же что-нибудь, Велигор! Ты же можешь! – в отчаянии взмолился Аким.
Велигор окинул взглядом избушку и решительно снял со стены старый шаманский бубен. В него стучали во время обрядов, насквозь прозванивая лесную тишину и созывая духов к общему костру. Бубен все еще был сырой от недавней оттепели. Велигор несколько раз провел ободом бубна мимо открытой дверцы печурки, чтобы туже натянулась отсыревшая кожа.
– Стучи, да погромче, – приказал он Акиму, – а я распалю огонь в кузне.
Аким ударил раз и другой, пробуя голос бубна, и бубен заговорил на языке певучем и мерном. Он всегда прозревал этот ритм внутри себя, ловил в минуты вдохновения и восторга, но не знал, что может и сам говорить под воркование бубна, без усилий находя нужные слова.
Грозным стуком он отбивал атаки кромешников, прилетевших из черной дыры мироздания, чтобы забрать ее душу. Он изгонял духов распри и вражды, он лишал силы черное заклятие, тяготеющее над девушкой.
Стихли удары шаманского бубна. Последние, особенно звучные, растаяли в тишине едва слышным шорохом. Так после камлания закрывались двери миров, одна за другой, и каждая отзывалась на свой звук, известный только волхвам и шаманам. Аким ударил в последний раз, замыкая последнее небо, и медленно открыл глаза, возвращаясь туда, откуда начал путь.
– Молодец, – похвалил его вернувшийся Велигор. – Растешь на глазах. Но этого мало, теперь ее надо перековать, как это делал Иосиф Виссарионович.
– Перековать? – ужаснулся Аким.
– Люди – это тот же металл, его можно отправлять в переплавку, перековывать и создавать новые невиданные сплавы и амальгамы, – объяснил Велигор. – Кровь – это тоже железо, она может включать в себя различные добавки, резко меняющие свойства человека – носителя этой крови. Вождь народов это хорошо понимал!
Аким на руках отнес девушку в горячую дымную кузню и положил хрупкое тело навзничь, на теплую наковальню. Гибкая лоза перегнулась почти пополам, черные волосы дождем пролились на пол кузни.
– Говорил товарищ Сталин, все решают кадры! Коль девчонка хороша, встанет без виагры, – страшно выпучив глаза, пропел Велигор. – Да улыбнись же, Ромео, мы ее спасем!
Почуяв силу, огонь расправил крылья и забушевал в своей чугунной клетке.
– Огонь Сварожич, Яр Огнебожич! Спали больхворобу, очисти утробу у чада, Людины, у всей животины, – шаманил Велигор.
В кузне стало нестерпимо жарко, словно все, что было внутри, наполнилось ликующим пламенем.
